Альдо продолжает чудить с именами, только Алатский подъезд следовало оставить. Ради Матильды. Эпинэ переложил поводья в правую руку, расправил воротник. Увитые облетевшим виноградом дворцовые стены казались осиротевшими.
- Скоро что-то пойдет, - объявил Робер перекрученным лозам, отгоняя сосущую пустоту, - дождь или снег.
- Наверное, снег. - Жильбер торопливо соскочил наземь и ухватил Дракко под уздцы. Жеребец оскалился. Не сожми Эпинэ золотистые бока, услужливому дураку досталось бы за проявленную вольность копытом.
- Не нужно его трогать. - На землю Робер спрыгнул довольно уверенно. Зеленая муть облепила сапоги, заколыхалась, запахла мертвыми лилиями и исчезла. Камни стали камнями, а неподвижный воздух вновь пропитался печным дымом, только пустота никуда не делась. Словно из души что-то выпало, как выпадает камень из кольца.
- Вам не следовало приезжать.
Дэвид Рокслей. Бледный, аж серый, глаза провалились, а виски совсем побелели. Шикарная они, должно быть, пара, у одного виски седые, у другого - прядь надо лбом.
- Это вам не следовало приезжать. - С чего он вообразил, что, когда перестанут стучать копыта, голова пройдет? - Мевен бы справился.
- Я устал сидеть в склепе. - Дэвид с ненавистью дернул графскую цепь. - Хотя пора привыкать.
- Я тоже не вдруг понял, что стал герцогом. - Эпинэ взял Рокслея под руку. - Меня, как и вас, к титулу не готовили.
- Я не о титуле. - Рот графа по-стариковски кривился. - Просто я следующий. Дядюшка Генри с Джеймсом уже в Закате, остался я. Знали б вы, как это мерзко, ждать и не знать, когда и откуда.
- Это меня ударили по голове, а не вас, - попытался нагрубить Робер. - А что вам нужно, так это кружка касеры и десять часов сна.
- Не хочу умереть во сне. - Плечи Дэвида странно дернулись. - Как угодно, но не во сне!
- Закатные твари, нашли, о чем говорить, - поморщился Робер. - Ну почему, скажите на милость, вы должны умереть?
- Потому что это расплата, - очень спокойно ответил Дэвид. - Предатели всегда плохо кончают, особенно на Изломе. На Рамиро нашелся Окделл, на дядюшку Генри - Давенпорт.
- Ну, - напомнил Иноходец, - Рамиро Второго никто не тронул.
- Он не предавал, - мертвым голосом сказал Дэвид. - Как присягнул отчиму и брату, так и служил, а мы с Джеймсом всё знали, так что весны мне не видать…
- Прекрати. - От растерянности Эпинэ крикнул громче, чем следовало, стоящие у окна бездельники удивленно обернулись. - Пойдем отсюда, и кончай молоть чепуху.
- Как скажете. - Дэвид равнодушно кивнул. - Слышали про Удо?
- Карваль рассказал. - И не только Карваль, но с Дэвида смертей хватит. - Никогда бы не подумал.
- Глупо все вышло… Зато теперь он свободен. Добрый день, сударь.
- Вы уже встали, герцог? - Какой же у Кракла бабий голос. Сам высокий, жилистый, а пищит, как маркитантка. - Зря, вам следовало отдохнуть.
- Дела не ждут, - отрезал Эпинэ, обходя косого барона с фланга. - Я должен видеть Его Величество.
3
Письменный стол был воистину королевским. Эдакая ореховая, изукрашенная резьбой и бронзовыми накладками махина. Еще летом за ним сидел Оллар, обмакивал перо в чернильницу-колодец, подписывал указы и манифесты. Стол не тронули, уцелела и чернильница, а человека скоро убьют.
Матильда провела рукой по светлому дереву и попробовала открыть колодец: куда там, крышка словно прилипла. Ее Высочество с трудом приподняла упрямую штуковину, внутри булькнуло: чернильница была полна, но сдаваться не собиралась. Принцесса подперла подбородок кулаком и уставилась на неуступчивую вещицу: мастер, судя по всему агар, изобразил деревенский крытый колодец на нефритовой подставке. Возле сруба лежала колода, из нее пили гуси, на них тявкал лопоухий щенок. Матильда ощупала фигурки в поисках пружины - без толку, от гусей ничего не зависело, от собачонки тоже. Принцесса зачем-то развернула игрушку так, чтоб главный гусь заслонил пса, и обнаружила за колодой лягушонка. Маленького, с булавочную головку. Матильда тронула паршивца пальцем, и крышка с похожим на кваканье звуком отскочила.
Чернильница была полна, и чернила были ярко-синими.
Влажно блеснувший глаз заставил вздрогнуть и отшатнуться. Матильда замотала головой, прогоняя то, что не прогоняется.
- Гида, долго еще? - напомнил не столько о деле, сколько о себе Лаци. - Темнеет уже.
- Сейчас.
В самом деле, сколько можно пялиться в синеву? Это ничего не изменит. Удо уже умер, они с Дугласом тоже бы сдохли, но добрый внук решил иначе. Впору прослезиться от умиления! Матильда не прослезилась, а торопливо ткнула пером в пустой, блестящий глаз, полетели брызги. Чернила были обычными, черными, смертная синь плескалась у нее в голове.
- Тварь закатная! - крикнула принцесса розо вой пастушке над камином, та глупо улыбнулась. Матильда швырнула об пол золоченый подсвечник и выдернула из бювара с оленятами белый лист: пора было кончать. С письмами, имбирной одурью, ложью, бессилием.