Яд персидской сирени

Вчерашний неприятный разговор с дядей Витей не шел из головы. Вере казалось, что ее, как животное на охоте, обложили со всех сторон. Она мечется, а вокруг красные флажки. Он пришел вчера около девяти вечера, запросто, с цветами и конфетами. Она, удивленная, открыла, не спрашивая, думала, Володя. Она попросила его не приходить, ей хотелось побыть одной. Собраться с мыслями. А тут звонок – не послушался, пришел; она даже обрадовалась – одной было совсем паршиво и невмоготу. Но это был не Володя, а дядя Витя. Прибежал, словно почуял опасность.

Она сидела в спальне, смотрела на себя в зеркало и пила коньяк, рюмку за рюмкой. Ей было страшно. Она уговаривала себя, что все образуется, но ей все равно было страшно. Нет Паши, никто не сможет его заменить, Володя – мелковат и труслив. За Пашиной спиной – да, прекрасный исполнитель, не больше, в самостоятельном плавании – не тянет, но считает, что тянет, тщеславен и самоуверен. Почувствовал себя хозяином, заводит новые правила; секретарша Любочка шепотом донесла, что он поручил Алику Усику присматривать за коллективом и держать его в курсе. Паша был не подарок, конечно, он был излишне резок и прямолинеен, принимал решения с ходу, терпеть не мог наушничества. Но его не боялись, а Володю боятся… вернее, не столько боятся, сколько опасаются. Никто не хочет с ним связываться, сказала Любочка. В ее глазах был упрек; она была предана Паше и, как иногда думала Вера, спала с ним: без дальнего прицела, по-дружески – она знала свое место. Любочка сказала, что уходит, и Вера попросила ее подумать. Любочка ей нравилась – идеальная секретарша, умница, ничего никогда не забывающая, причем прехорошенькая, с маленьким кукольным личиком и изящной фигуркой.

Вера отпивала коньяк маленькими глотками, морщилась, откусывала от кусочка лимона, морщилась еще больше. В голове туманилось, и ее лицо в зеркале слегка расплывалось. Она рассматривала себя, наклонившись вперед, поправляла волосы, надувала губы, приподнимала бровь. Ей казалось, что в зеркале незнакомая женщина, и она уже в который раз подумала, что если долго рассматривать себя в зеркале, да еще после двух-трех рюмок, то вдруг наступает момент, когда там уже не ты, а совсем другой человек. Неизвестная женщина, которую ты никогда раньше не видела. Она смотрит на тебя с удивлением и тоже не узнает. Вы смотрите друг на дружку, и одна из вас наконец говорит: «Ты кто?» А другая отвечает: «А ты кто?»

– Что мне делать? – спрашивает Вера у женщины в зеркале.

– А что ж тут сделаешь, – отвечает та. – Теперь только сидеть и ждать, пока рассосется. Так получилось, чего уж…

– Ты думаешь, рассосется? Когда?

Женщина в зеркале пожимает плечами.

– А с этой что делать? Я все время прислушиваюсь, мне чудятся шаги. Я боюсь ее, она на все способна, она убийца. Она ненавидит меня. Она ненавидела маму. Она ничего не забыла. И теперь она снова в моем доме.

– Ха! – отвечает женщина. – Она не проблема. Она трава, а не убийца. Она ничего не чувствует. Она забыла, она ничего не помнит. Она не помнит твою маму, она не помнит отца. Вашего отца. Она ничего не помнит. Семь лет – большой срок. За семь лет можно сломать, разрушить, убить. Восстановлению не подлежит. Ты видела ее глаза? Они пустые. Ты видела ее лицо? Оно пустое. Ты узнаешь ее? Это не та маленькая стерва, которую вы ненавидели, которая убила любовника. Той больше нет. Вместо нее – эта. Корми таблетками, запирай на ключ, подыскивай новый пансионат. Она тут временно, не заморачивайся. Она – самая незначительная из твоих проблем.

– Что же мне делать? – снова спрашивает Вера.

– Взять себя в руки. Принять как данность. Держать удар. Полагаться только на себя. Ты хозяйка, ты главная, не позволяй никому, поняла? Ты была за спиной у Паши, теперь ты на виду. Под прожектором. Одна. Володя не в счет, слабак, временный попутчик. Будь осторожна. Ты идешь по канату, без зонтика, внизу орущая толпа. Я понимаю, это не твое – если честно, тебе всегда было наплевать на эту чертову компанию, ты вообще собиралась стать художницей. Ну, так продай ее к черту! И живи в свое удовольствие. Путешествуй, купи картинную галерею, ищи таланты. Торговля – это скучно, даже торговая реклама – скучно. Уходи.

– Думаешь, получится?

– Получится. Представь себе физиономию Володи, когда ты скажешь ему, что собираешься продать компанию. Ради этого одного… Дурак ведь!

– Не получится, – говорит Вера. – Ты же понимаешь, что ничего не получится. Дурак. А Паша… – Она вздохнула невольно. – Паша…

– Это уже неважно. Он свое получил. Понимаю. Все я понимаю. Но помечтать можно? – спрашивает женщина из зеркала. – А потом, всегда случается «вдруг», понимаешь? Ты мечешься в поисках выхода, сходишь с ума, бьешься головой в глухую стену, и вдруг видишь, как приоткрылась дверь! Поняла? Чудо – приоткрылась дверь! И тогда нужно прыгнуть, поняла? Прыгнуть в приоткрытую дверь. Собрать чемодан и… фьють! Или черт с ним, с чемоданом, прыгнуть с пустыми руками, не оглянувшись, не раздумывая, бросив к черту барахло. Только тебя и видели. Свобода!