Яд первой любви (СИ)

Я спрятала лицо на ее груди, подтягивая под себя ноги. Боже, это так жалко плакать на груди у мамы. Почему именно сегодня? Зачем ей видеть все это? Успокаивать меня, когда я сама должна справляться с подобным, ведь даже в детстве ей не приходилось вытирать мне слезы. А сейчас я не могу взять себя в руки. Душа болит так, словно вот-вот вырвется из тела.

— Все будет хорошо, моя девочка, — продолжила мама, крепко сжимая злосчастный тест и прижимая меня к себе. Целуя волосы, гладя плечи. — Слышишь меня? Никто нам не нужен. Я тебя сама воспитывала, вот и ребеночка воспитаем. Ты главное не наделай глупостей, слышишь меня, Лиля?

Я слышала. Слышала и понимала о чем она, но я бы никогда так не смогла поступить. Пойти на аборт и убить нашего с Владом ребенка я бы не смогла даже за огромные суммы денег. По всей вероятности, Кира поступила именно так. Поэтому Влад теперь ее поддерживает, а она все еще надеется на то, что их любовь можно воскресить, но он выбрал путь проще. Переключился и живет дальше. Только я не она. И пусть мы с малышом останемся сами, пусть придется воспитывать его или ее самостоятельно, но я не сделаю этого. Не предпочту свободе ребенка. А Влад — пусть он захлебнется в своей эгоистичной, наполненной цинизмом жизни. Я никогда его не прощу. Буду любить, потому что это мое проклятие. Любить его вопреки всей той боли, что он мне причиняет, но не прощу.

Глава 38

Влад

Мне не хватало воздуха. Гранитной плитой сдавило легкие, не пропуская такого необходимого долбанного кислорода. Вылетел из квартиры, оперся ладонями в стену и открывал рот, словно меня вышвырнуло на берег из воды. Потянул за ворот футболки до треска материи. Я задыхался. Этот панический едкий страх вернулся, впиваясь щупальцами в каждую клетку и впрыскивая в кровь токсины. У меня никогда не было фобий. Ничего в жизни не могло напугать так сильно, чтобы не помнить себя.

А сейчас я не помнил как спустился, завел мотор тачки и сорвался с места практически на максимальной скорости. Машины остервенело сигналили, приезжая мимо, уворачиваясь от ненормального водителя, который гнал вперед не задумываясь над тем, во что может вылиться эта гонка, а мне застилал глаза страх. С серого неба срывались крупные мокрые хлопья снега, распластываясь на лобовом стекле. Ветер гнал их на встречу. Дворники усиленно пахали, стараясь обеспечить мне вид на дорогу, но даже погода сегодня не на моей стороне. Колеса летели по мокрой дороге, меня заносило, а я не замечая того, что в любой момент меня может вынести на встречку, пытался задавить этот взвившийся ужас.

Задумывался ли я о том, чтобы когда-нибудь снова иметь детей? Нет. Я гнал эту мысль подальше, потому что воспоминания о том, как это смотреть на крошечное тело ребенка, который еще вчера шевелил ручками и ножками, а сегодня лежит обездвиженный и бездыханный причиняли физическую боль. Я старался жить дальше, изо всех сил набирал темп вперед, но мысль о ребенке приводила в ужас. Не потому что я не хотел стать отцом. Наверное, именно этого я желал больше всего. До покалывания в костях услышать как меня называет папой маленький человечек, почувствовать тепло его тела и увидеть беззубую улыбку. Иногда смотря на проходящих мимо мужчин, на чьей руке висели, подобно маленьким обезьянам, улыбающиеся карапузы, во мне рождалась зависть.

Извечный вопрос — за что? Несправедливый и горький. Нет, я не желал никому подобного, но до остервенения хотел хотя бы раз почувствовать какого это при переходе через дорогу подтягивать за руку визжащего от счастья мальчишку и переносить его на другую сторону. Сажать на плечи под его звонкий смех и покупать долбаное эскимо на палочке. Наверное, я заслужил тонуть в этой зависти без права на амнистию. Задыхаться и носить маску присыщенного жизнью подонка, когда внутри всего одно желание — так же, как те, у кого хватает только на то, чтобы изредка сходить с ребенком в МакДональдс, иметь возможность читать на ночь сказки, слушать недовольства и капризы, играть в футбол и доставать из ушей песок после игр на детской площадке.

Только предыдущий опыт, из которого я вышел совершенно другим человеком, сломленным, треснувшим изнутри сковывал льдом. Что если опять все повторится? Никто не дает стопроцентной гарантии, что на этот раз ребенок родится здоровым. Жизнь такая тварь, что будет проверять на прочность пока не добьет окончательно. И если так произойдет, что со вторым ребенком случится нечто подобное, я этого не вынесу. Меня нахрен раздолбит, переломает все кости и вырвет внутренности. Только… На этот раз это не Кира, к которой я никогда не испытывал ничего кроме симпатии, уважения и физического влечения.

Сейчас это Лиля. Единственная девушка в моей жизни, от которой я бежал из-за противоречивых чувств, и от которой никогда не смог бы отказаться, потому что она одна привносит смысл и значимость в мою судьбу. И если после смерти Платона, я смог уйти от Киры, чтобы не сдыхать в этой агонии, то от Лили не смогу.