Яд в его крови

— Что, Лаар, нравится так? Принуждать, заставлять, делать больно? Это приносит тебе удовольствие, да? Или, может, ты не можешь по-другому? — выдавила из себя смешок и окончательно перестала дергаться, вознамерившись добить мужа если не действиями, так словами. Обидными и жгучими.

— Заткнись! — рявкнул он.

— Так принеси кляп. Его как раз не хватает для полного комплекта. Глядишь, тебе понравится, как я стану мычать с тряпкой во рту!

— Договоришься, Катара, и вправду ведь принесу! — угрожающе протянул раан-хар.

— Давай поспеши. Пока есть возможность вдоволь наиграться. А то, глядишь, через пару дней я покроюсь ужасными пятнами и пахнуть стану так, что ты и на десяток шагов не сможешь ко мне подойти. Укутаюсь с ног до головы в паранджу и закрою лицо, боясь показаться людям на глаза. — Лаар замер. Напряженный, словно натянутая тетива. И лишь только хрип тяжелого дыхания касался виска. — Давай, что же ты медлишь? Приблизь этот момент, Лаар. Удовлетворишь свою похоть, а заодно и избавишься от неугодной женушки. Глядишь, следующая попадется покладистая и послушная. И станет с особым рвением исполнять все твои приказы. Ты же этого так жаждешь?

— Уходи… — раздался глухой голос из-за спины, и я почувствовала, как Лаар освободил мои руки. — Вон! — гаркнул он, и в тот же миг я сорвалась с места. Опрометью выскочила за дверь. И, уже оказавшись в гостевой, услышала страшный грохот, донесшийся из спальни.

Кажется, и этот кувшин вина Лаар разбил.

И не только его.

* * *

Лаар

Так плохо Лаару не было еще никогда.

Спальня его походила на разворошенный улей. По углам валялись сломанные вещи, острые осколки и щепки устилали ковер, сорванные занавеси сиротливо болтались на окнах. И Лаар продолжал крушить и ломать все, что попадется под руку, пытаясь заглушить гнев и боль, что железными тисками сковали сердце.

Он пытался забыться, кувшинами хлестал вино, но и это не помогало. Хмель слишком быстро выводился из крови — еще одна особенность проклятого Дара раан-хара.

И уснуть не получалось. В голове роилось множество мыслей и образов. Воспоминаний, от которых некуда было спрятаться.

Кьяра…

Первая женщина, первая жена, первая любовь. И первая же боль. Разочарование. Вдребезги разбившиеся мечты. Горький вкус отчаяния и предательства.

Как же давно это было! Как молод он был. Они были. Молоды, влюблены и счастливы. Жаль, счастье продлилось недолго…

Кьяра продержалась почти год. Целый год совместных прогулок, бессонных ночей, томных пробуждений. Это было так долго — дольше, чем вынес кто-то из его последующих жен, — но в то же время ничтожно мало для них двоих!

И он позволил себе привязаться. Слишком сильно. Непозволительно. Забыл о проклятии рода раан-харов. Думал, что у него все получится с первого раза.

Глупый, беспечный мальчишка!

Когда Кьяра заболела, Лаар не поверил. Просто не мог поверить. И дотянул до того, что запах болезни стал невыносимым, и он больше не мог даже стоять рядом с ней. И все равно не знал, как признаться. Не знал, как сказать, что они больше никогда не увидятся.

Лаар до сих пор помнил ее взгляд. Как она смотрела на него, когда поняла, что все кончено. Так смотрят на предателя. И Лаар чувствовал себя таковым, пусть и понимал, что изменить что-либо не в его власти.

Так было всегда. Испокон веков через постель раан-харов проходило множество женщин, пока наконец не появлялась та, что была достаточно сильна, чтобы справиться с ядом. Чтобы родить наследника и прекратить череду бессмысленных смертей.

Мать Лаара была пятой попыткой отца. У него Катара — уже двенадцатая, и сколько их еще будет, раан-хар даже не представлял.

Помнится, после того, как первая жена заболела, Лаар зарекся впредь жениться. Несколько месяцев ему удавалось игнорировать уговоры Ведающего и советы поверенного отца. Даже император не мог вразумить молодого и горячего раан-хара.

А потом на приеме у того же императора он почувствовал запах. Манящий и дурманящий. Такой сильный, что не было никаких сил устоять. Кажется, та девушка прибыла на прием в свите своего жениха. И в тот же день она его лишилась, зато получила мужа в лице несдержанного и опьяневшего от аромата невинности раан-хара, который, не дождавшись конца брачной церемонии, затащил ее в первые попавшиеся покои и сделал женщиной.

Дальше потянулась целая вереница жен. Все невероятно красивые, здоровые, самые лучшие. Он погубил их всех. И понимал, что сегодняшняя поминальная ладья — лишь начало. За ней неминуемо последуют и остальные…

И ведь чего только Лаар не пробовал! Он был нежным и грубым, заботливым и равнодушным. Сутками не выходил из покоев жены или, напротив, приходил лишь пару раз в месяц, в самые благоприятные для зачатия дни, стараясь как можно меньше травить рани своим ядом. Все без толку. Нужного рецепта Лаар не нашел — ни одна из его жен так и не понесла.

И он устал. Устал ждать, устал надеяться.