Потом они быстро вышли из бара. Сутягин видел в окно, как они направились в сторону перехода. Читавший «Советскую культуру» тип шумно свернул газету в трубку, засунул в карман пиджака и закурил. Он тоже следил глазами за вышедшей из бара парочкой. Наконец он слез со своего табурета, и Сутягин направился ему наперерез и попросил прикурить. Разумеется, его сигарета долго не зажигалась, и кагэбэшник, потеряв всякое терпение, достал из кармана зажигалку, при этом уронив на пол газету. Сигарета затлела, Сутягин сказал: «Спасибо, сэр», — и, изображая неуклюжесть, потоптался несколько секунд на дороге у кагэбэшника. Тот вдруг резко оттолкнул его в сторону и выскочил в вестибюль. «Поезд ушел, — подумал Сутягин, — а вы, сэр, остались на перроне. Мне-то известна конечная станция, а вот вам придется связаться с конторой и уточнить координаты. На это уйдет час, а то и больше. Я за это время успею прошмыгнуть туда и обратно. Мне важно, чтобы меня не засекли в контакте с иностранщиной. А дальше уже ваше дело».
Но Сутягин кое-что не рассчитал. Маша пригласила Анджея к себе, и он, разумеется, с радостью принял приглашение. По пути они купили еще шампанского. О завтрашнем дне Маша старалась не думать — завтра Эндрю улетит. В консерватории занятия закончились. Ехать не хочется никуда. Она будет заниматься и слушать много музыки. А что еще ей остается делать?..
Едва они вошли в квартиру, как Маша кинулась к роялю и сыграла «Liebestraum» Листа. Потом она играла еще и еще, а Анджей сидел на уголке дивана и курил сигарету за сигаретой. Нет, он завтра ни за что не уедет. Он готов остаться в этой стране навсегда. Пускай потом он об этом пожалеет, но ради таких минут…
Маша сыграла ми-бемоль-мажорный ноктюрн Шопена, опустила руки и, обернувшись, улыбнулась Анджею.
Он боялся поднять на девушку глаза.
— Мы совсем ничего не знаем друг о друге, — сказала она. — Это хорошо, правда? Мне кажется, у всех без исключения людей очень скучные биографии, но они почему-то любят их друг другу рассказывать. Когда ты опубликуешь книгу, ты пришлешь ее мне, ладно?
— Но ведь это тоже своего рода биография.
— Пускай. Я люблю читать биографии романтиков.
Анджей усмехнулся.
— Увы, я уже давно перестал им быть. Это только ты вдруг взяла меня за руку и увлекла за собой в землю обетованную. Ты правильно сделала, что села за рояль, иначе бы я… Все-таки я еще мужчина.
Она смотрела на него, слегка прищурившись и словно думая о чем-то своем, потом вдруг вскочила и закружилась по комнате, громко твердя:
— Свободная, свободная, свободная. Я всегда должна быть свободной. Для искусства. Для моего искусства. — Она остановилась возле него и сказала: — Но если бы я не дала себе этой клятвы, я бы влюбилась в тебя очертя голову.
Сутягин всю ночь прождал Анджея на скамейке напротив дома. «Хвоста» почему-то не было — возможно, он болтался по Москве за этим сумасбродным американцем. Или же дежурил под дверью квартиры, за которой они с той красоткой занимались любовью. Так или иначе Сутягин терпеливо ждал, тем более что «товар» лежал в Лелькиной квартире, о чем, разумеется, хозяйка не догадывалась.
Это были три хрустальных яйца работы небезызвестного во всем мире Фаберже. В этой бестолковой стране за них можно было получить с гулькин нос, иностранцы же, особенно американцы, готовы выложить тысячи. Разумеется, американец может заартачиться и не взять их, тогда придется придумывать что-то еще. Но Сутягин почему-то был уверен, что этот Эндрю непременно их возьмет.
Наконец около шести утра он подъехал на такси. Сутягин к тому времени успел перебраться на подоконник в подъезде. «Хвост» прибыл, уже когда за ними захлопнулась дверь квартиры.
Американец оказался на редкость сговорчивым малым и без всяких разговоров засунул яйца Фаберже в большой кожаный чемодан, обмотав своими трусами и майками. До самолета оставалось шесть часов, и Анджей решил вздремнуть. Сутягин, попрощавшись, вышел через черный ход — «хвост» сидел на его лавке. Нужно успеть позвонить в Нью-Йорк и организовать встречу, а потом придется чесать в Шереметьево, дабы убедиться собственными глазами в том, что американец улетел, а не остался в Москве. Но туда его свезет Игорь на своем «мерсе» — этот жук со всех сделок имеет от шестидесяти и выше процентов.