Яд в крови

— Да. Он был каким-то странным. Мне казалось, он очень любил меня. Но снова появилась эта цыганка и сделала из него ручную собачонку.

И Маша рассказала Барметовой о том, что случилось с Яном несколько лет назад и что произошло сейчас.

— Она его куда-то увезла. Ни я, ни его приемные родители не смогли найти никаких следов, — закончила она свой рассказ.

— Насколько я понимаю, если бы не эта Лидия, ты бы, моя славная, так бы никогда и не узнала, что твой брат жив, — задумчиво проговорила Барметова. — Значит, это она подарила вам несколько лет любви и счастья. А ты уверена, что он на самом деле твой брат?

— Да. Хотя никаких документальных подтверждений этому нет и, наверное, не может быть. Его настоящая мать узнала обо всем из рассказа приемной матери и поняла, что это тот самый мальчик, которого она потеряла во время войны и считала погибшим. Разумеется, еще и интуиция сработала.

Барметова задумчиво смотрела на Машу.

— У вас один отец. Я правильно поняла?

— Да, — тихо сказала Маша и опустила глаза.

— Он жив?

Маша вздохнула.

— Он не хочет поддерживать с нами никаких отношений, — сказала она, чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошеные слезы.

— Не хочет или не может в силу каких-то жизненных обстоятельств? — пытала Машу мудрая и прозорливая Барметова. — Если хочешь, можешь послать меня к черту — я ничуть не обижусь.

— Он живет в Штатах, — коротко сказала Маша.

— Девочка моя, только умоляю тебя, никому и никогда не говори об этом, иначе сразу станешь невыездной. Твой свекор уже на пенсии?

Маша кивнула.

— И об этом не распространяйся. Твой дар заслуживает того, чтобы ему оказали поддержку. А ведь ты без подобной поддержки зачахнешь — интриговать не сможешь, уж не говоря о том, чтобы спать с каким-нибудь проходимцем из райкома или министерства культуры. Пока еще срабатывает инерция. И слава Богу. Дай тебе Господь получить в Рио хотя бы диплом, и тогда… Впрочем, врата Большого не прошибить даже таким бревном, как золотая медаль. Ну и черт с ним. Сами выродятся. По блату можно заставить комиссию из нескольких дураков поставить пятерку на экзамене, но спеть достойно ту же Татьяну или хотя бы ее няню — увы! — Барметова развела руками и улыбнулась. — Гипноз — это что-то вроде сна наяву, так я понимаю? Но ведь человек не может спать вечно. К тому же у этой Лидии когда-то иссякнут силы.

— Пока я любила его и думала о нем чуть ли не каждую минуту, с ним все было в порядке. Но потом, когда он ушел в плавание, я…

Маша покраснела и замолчала.

Барметова все поняла.

— А родители не пытались поехать в этот так называемый скит или дом, где твой брат встретился с Лидией? — спросила она.

— Капитан Лемешев, его приемный отец, взял отпуск и провел в тех краях больше двух недель. Расспрашивал местных жителей, даже в милицию обращался. Не нашли никаких следов. Он снова собирается туда поехать. Если бы не конкурс… я бы тоже, наверное, поехала с ним.

— Да, моя милая, ты правильно все рассудила: или — или. И это вовсе не жестокость, а… — Барметова на секунду задумалась, потом убежденно сказала: — Предназначение. Это и есть предназначение судьбы. Любовь — предназначение обычной женщины, искусство — предназначение женщины-актрисы. Мария Каллас чуть не сошла с ума, когда Онассис женился на Жаклин Кеннеди. Если бы не ее божественный дар, она была бы самой несчастной женщиной в мире. Но, обладая таким голосом, долго несчастной быть невозможно. Физически невозможно. Скоро ты поймешь это сама. А вот я в свое время выбрала любовь. Нет, я вовсе об этом не жалею, хоть мы с мужем и прожили всего три с небольшим года, а потом разругались навечно. Дело в том, что мне не суждено было стать примадонной. Понимаешь, не было никогда во мне той одержимости искусством, какая есть в тебе. Благослови ее Господь, эту твою страсть к сцене.

Яхта называлась «Сьюзен» — ее тоже подарила Анджею жена, всерьез обеспокоенная периодическими запоями мужа и его непрекращающимися депрессиями. Яхту обслуживали шесть человек отлично обученного экипажа, которыми командовал капитан Франческо Грамито-Риччи, итальянец, родившийся в пригороде Нью-Орлеана, но она неизменно стояла на причале, поблескивая на солнце свежевыкрашенными бортами. Сьюзен не отпускала Анджея одного в море, опасаясь, что с ним непременно случится беда. Ну а ему морская прогулка в обществе собственной жены могла привидеться разве что в страшном кошмаре.

Капитан Грамито-Риччи почти каждый день приезжал на своем стареньком «форде» на виллу «Дафнис и Хлоя» (так ее назвала Сьюзен) доложить владельцу яхты о полной готовности к выходу в открытое море, сыграть партию в шахматы, выпить по стаканчику джина на террасе с видом на океанские дали и сказать, уже садясь в машину; «На суше и у свиньи горб вырастет. Mamma mia, сэр, да вы еще больше похудели. Видать, крепко вас держат на абордажном крюке».