Яд в крови

В шлюпке он окончательно потерял сознание, и матросы подняли его на судно на руках. Франческо вызвал доктора. Толстый суетливый бразилец с отвисшими щеками цвета перезрелой груши лишь развел руками и посоветовал положить сеньора в местную больницу.

— Ему нужно сделать анализы. Это наверняка лихорадка, но в наших краях существует с десяток, а то и больше ее разновидностей. Я оставлю жаропонижающую микстуру и бром. — Доктор говорил по-португальски, но Франческо знал итальянский и поэтому понимал его. — Сеньор американец?

— Да.

— Тогда мой вам совет: отправьте его самолетом в Штаты. Наши врачи… — Доктор поцокал языком и скривил физиономию. — Словом, американская медицина обогнала нас лет на двадцать, если не больше. Беру только наличными. Можно в долларах.

Когда Анджей пришел в сознание и Франческо передал ему слова доктора, он ответил слабым, но решительным голосом:

— Никуда я отсюда не уеду. Она здесь. Я буду там, где она.

К вечеру резко подскочила температура и начался бред. Анджей вскакивал с кровати, шел с протянутыми руками к иллюминатору, что-то бормоча на совершенно не знакомом Франческо языке. Но он безошибочно понял одно — хозяин зовет девушку по имени Маша. И сделал вывод, что это та самая певица, на концерте которой они были.

Капитан Грамито-Риччи мгновенно принял решение. Он был стопроцентным итальянцем, и хоть уже успел пережить разочарование и крушение собственных надежд, все еще продолжал верить в целительную силу любви. Он оставил дежурить у постели Анджея своего первого помощника Чезаре, а сам с матросом отправился на берег, решив во что бы то ни стало привезти ту, кого хозяин звал в бреду. У него не было никакого плана, однако он прихватил на всякий случай веревочную лестницу. К счастью, Франческо запомнил название отеля, в котором жила эта девушка. Оставалось выяснить номер ее комнаты.

Он с трудом выговорил длинную фамилию девушки, но десять долларов, которыми он предусмотрительно снабдил свою просьбу, сделали портье в высшей степени понятливым и услужливым. К счастью, Маша жила одна и (о, святая Мадонна, покровительница моряков и влюбленных!) на втором этаже. Франческо, чтобы не вызывать лишних подозрений, купил здесь же, в вестибюле отеля, букет цветов и попросил портье вручить его обитательнице 227-го номера. Портье понимающе закивал головой и расплылся в слишком широкой даже по щедрым стандартам американских стоматологов улыбке. Франческо прижал к сердцу обе ладони и улыбнулся ему в ответ, правда, куда более сдержанно.

— Вы не хотели бы лично вручить даме цветы? — спросил портье на англо-португальско-гостиничном диалекте уроженца каменно-асфальтовых джунглей.

— Я стесняюсь. Я очень стесняюсь, — ответил ему Франческо по-итальянски. — Синьорина так строга и неприступна.

Портье почему-то понравился ответ Франческо, и его улыбка (о ужас!) стала еще шире. Он воткнул букет в большую напольную вазу возле стойки и сказал:

— Все будет о’кей, сеньор Innamorate[12]. Говорят, русские девушки еще более страстные, чем итальянки. Вот только… — Он вдруг перешел на шепот и стал озираться по сторонам, — за ними все время ходят два каких-то сеньора. Может, это их мужья? Но тогда почему они живут в разных комнатах? — размышлял вслух портье.

Франческо вошел в бар напротив и заказал кофе. Он уже успел вычислить Машино окно и теперь терпеливо ждал, когда в нем и в окнах поблизости погаснет свет.

Анджей был без памяти, и Маша молча опустилась на стул возле его койки. Он очень изменился за те восемь месяцев, что они не виделись, — похудел и, кажется, помолодел. Нет, даже не помолодел: он казался ей сейчас мальчишкой. Она коснулась его лба. Температуры как будто нет, если и есть, то совсем небольшая. Но почему он без памяти?..

— Франческо? — шепотом окликнула она.

— Да, синьорина?

— Мне кажется… я слыхала, в заливе очень плохой климат. Может, стоит выйти в открытое море?

— Как прикажете, синьорина. А…

— Я не вернусь в город, — решительно заявила Маша. — К черту конкурс. Я остаюсь с ним. Потому что я…

Она спрятала лицо в ладонях и замолчала.

— Я вас понял, синьорина. И все равно вы будете петь в опере. Это говорю вам я, Франческо Грамито-Риччи. Да благословит вас святая Мадонна, синьорина.

День был солнечный и совсем теплый, хотя по реке еще плыли отдельные льдины, а на вербах только недавно проклюнулись мохнатые шарики-почки. Толя разделся до трусов и майки — с утра он красил в мансарде рамы, после обеда принялся за полы. Через десять дней Пасха. Толя дал себе слово, что к Пасхе дом будет готов окончательно и они с бабушкой переберутся в него жить. Таисия Никитична уже облюбовала себе комнату окнами в сад и на холмы. Толя еще не знал, где поселится.