Яд желаний

Капитан не стал интересоваться, что значит правильно попросить. Пока у него в этом самом театре были сплошные непонятки, фигуранты по делу шарахались от него, как от чумы. Савицкий и его жена избегали разговоров, остальные вели себя не лучше. Только Аня Белько вела себя как человек, а не как недосягаемая звезда, да вот еще и сегодняшняя собеседница, пожалуй.

— Ну, что сказать… — Алина снова задумалась. — Начну сначала…

— Давай, — поощрил ее капитан.

— Столярова — певица экстра-класса. Так петь, как она…

— Долго к хмырю ходить надо, — подсказал Лысенко.

— Долго — не то слово. Не просто долго, а до скончания века. Но у меня такого голоса как не было, так никогда и не будет, хотя в последнее время и появились какие-то подвижки. Но это репетитор говорит, ему мани накосить надо, вот он меня и обнадеживает. Но я-то себя знаю. Мне до Столяровой, как до звезды, да она и есть звезда, — без тени зависти поведала хористка Алина. — А мне надо было на эстраду идти, если честно, у меня к этому все данные есть…

Лысенко покосился и увидел, что хористка и в самом деле весьма недурственна: грудь соответствующего эстраде размера, стройные ножки, миловидное личико. Хандру тут же как рукой сняло, и в его голубых глазах появился блеск. Алина то ли не заметила изменившегося отношения собеседника, то ли привыкла к восторгам поклонников на свой счет. Она спокойно встретила его оценивающий взгляд и продолжила:

— Но папахен с мамахен умрут в один день, если я об этом хотя бы заикнусь. Так что буду петь в хоре, пока меня не поставят в нашем вестибюле в бархатном гробу.

— Ну, до этого не скоро дойдет, — заверил ее капитан. — Так как Столярова относилась к Кулиш?

— Я-то работаю всего два года, но дома всегда, знаешь, когда наши соберутся, — о чем говорить? Да все о том же театре, будь он неладен. Ну, я пока девчонкой была, мне театр был фиолетово, я сильно не вслушивалась… Короче, знаю только то, что Столярова ненавидела Кулиш лютой ненавистью. И Анька Белько, кстати, тоже.

Капитана покоробило от этого «Анька».

— А вот Елена Николаевна и Тамара Павловна о Белько исключительно хорошо отзываются… — начал он.

— Эти две старые лесбы вокруг Белько ходят и облизываются! — отрезала Алина. — Ангел небесный! Голос, как колокольчик! Чистое серебро! — явно кого-то передразнивая, ядовито просюсюкала хористка. — Что-то я не слышала, чтобы об Ане Белько писала мировая пресса! Об Анне Нетребко[25] — да, а об Анне Белько — нет. Да она и сама все делает, чтобы о ней никто не знал! Ой, муси-пуси, не троньте меня, ребята-ёжики, я сама скромность… Глупость это, а не скромность, если хочешь знать! Если ты желаешь в жизни чего-то добиться, так на все пойдешь, а она кривлялась и строила из себя недотрогу! Пока она кочевряжилась, Савицкий на нее и смотреть перестал… Подумаешь, пряник какой ненадкусанный, единственная и неповторимая! Если начистоту, Кулиш ей в подметки не годилась, но зато у Кулиш был такой характер, что от нее все стонали. Она за свое глотку бы перегрызла… если бы ее не отравили!

— А ее отравили? — с интересом спросил капитан.

— Ну конечно! — воскликнула хористка. — Все так говорят! Вот Кулиш была настоящая прима, хоть и с посредственным голосом. А Белько что? Кто ее знает? А сейчас, говорят, она вообще уходит, борщи будет дома варить… Дура! И сама знает, что дура, я же вижу, какие у нее глаза иногда… тоскливые. Оттого и носится с кошками своими, что не нужна никому! — Алина отхлебнула из бутылки и вытерла губы. — Знаешь, я один раз видела, как Белько из кулисы смотрела на Кулиш, — так у меня мороз по коже пошел! Не хотела бы я, честно, чтобы на меня кто-нибудь так смотрел!

— А что они с Кулиш не поделили? Савицкого? — заинтересованно спросил капитан.