Ядерная осень

Одна из ракет залетела в степановскую комнату и, ударив аккурат в перегородку, взорвалась. В ушах у Волохова зазвенела тысяча механических будильников. Обломок кирпичной стены, к своему огорчению, пролетев мимо его головы, лишь расцарапал ухо, а цементная крошка навязчиво обосновалась на зубах. Держась за голову, майор пополз к дыре приличного размера, проделанной злодейкой-ракетой в межкомнатной перегородке. Искореженная «М-22» валялась у самой пробоины, дальше из кирпичного лома под неестественным углом торчала нога в армейском ботинке, а у противоположной стены то, что осталось от ее хозяина. Волохов вернул назад, волоча за ремень автомат и отплевываясь от остатков перегородки.

«Апачи» продолжали» прессовать здание, перенеся огонь на правое крыло.

– Получи. – Последняя граната покинула трофейный гранатомет и, оставляя за собой дымный шлейф, прошла мимо вертолета.

Тем не менее пара воздушных убийц отвернула и скрылась там, откуда и появилась.

Майор метнулся в коридор. В бывшей бильярдной на полу сидел весь белый, как мумия, Егор и держался за распоротую осколком ногу. Константин достал медпакет и, похлопав его по спине, знаками показал: «Перевязывайся, мол». Парень что-то ответил ему, но не унимающийся звон в ушах не позволил услышать, что именно.

В следующей, угловой комнате горела рама одного из окон, а в простенке возле второго, на подушке от кресла сидела Ольга и курила. Она тоже что-то сказала ему. Волохов постучал по своему правому уху и помотал головой. Тогда девушка помахала у него перед носом пустым магазином от винтовки. Кивнув, он достал из разгрузки два таких же магазина и, вручив их Ольге, показал указательный палец: «Одиночными, мол». Она кивнула в ответ.

Коридор к санузлам, в одном из которых находился Семеныч, был перегорожен рядом откидных кресел – навроде тех, которыми все еще были оборудованы некоторые провинциальные кинотеатры. Майор перелез через них и вошел в дедовский сортир.

Семеныч лежал на спине, прижав к груди американскую винтовку. Бесполезная уже двустволка валялась рядом. Изо рта у деда стекала маленькая алая струйка. Больше повреждений видно не было. Константин тронул старика за плечо, голова того повернулась, обнажив превратившийся в месиво затылок. Еще один снайпер, что ли, или попало так? Волохов, вздохнув, пошел в гардеробную. Там его встретил снаряжающий магазин Мамаев. Над этой частью клуба вертолеты не потрудились, и, отмахнувшись от Ильшата, он побежал в директорский кабинет. Там на кожаном диване сидела Катя. Сцепив ладони на коленях, она не отреагировав на его появление, продолжала раскачиваться туда-сюда. Он подошел, сел и обнял ее. Сунул ей в руки Desert Eagle[48]. Что он мог еще для нее сделать? Еще один воздушный налет, и от защитников клуба железнодорожников и мокрого места не останется. И тогда сюда ворвутся морпехи…

От мощного толчка задрожали стены, и с одной из них сорвалась книжная полка, заставив его вздрогнуть. Звука самих взрывов он, само собой, не услышал. Константин встал и поспешил в левое крыло здания, на свою позицию. Пробегая по коридору, он увидел, как в развороченном проеме окна один за другим вырастают кусты разрывов. Но что удивительно, на том самом месте, где залегли нападающие. А когда на его глазах один из «Апачей» разлетелся на куски, его удивлению не было предела. Не обращая внимания на комья земли, камни и прочий мусор, падающий сверху, он высунулся наружу и посмотрел в небо. Там под облаками совершало очередной заход на цель звено тридцать седьмых «сушек». А в полукилометре у опушки зависли два «Камовых», за которыми нетерпеливо «топтался» транспортный «МИ-40».

18.02.2027 г. Нижегородская область, д. Кириловка

Сгорбившееся, грязное существо ковыляло к мусорной яме, волоча за собой ржавый бак с помоями. Только по заросшим седеющей щетиной щекам можно было угадать, какого оно пола. Бедолага был одет в бушлат когда-то цвета «хаки», растянутые тренировочные штаны и разбитые кеды. Остановившись, он воровато оглянулся и, что-то быстро подняв, засунул себе в рот и двинулся дальше.

– Эх, ща бы хоть чернышевского пошамать и на шконку[49], – Ивониха посмотрела на доходягу в окно и зевнула. – Совсем запаршивел ханурик. Наверное, скоро кони кинет.

– Че за базар, дави на массу, – Нинка Полтавская послюнявила край обрывка газеты и, свернув самокрутку, с удовлетворением рассматривала результат своих трудов.

– Запарила смолить-то. И так не продохнуть.

– А ты канай на топталовку[50] и дыши там, – Нинка набычилась и угрожающе засопела.

– Да я че, я ниче, – дала задний ход Ивониха. Она в отличие от остальных еще держала Полтавскую за Маму[51] и связываться с ней не решалась.

– Гляди у меня, не шелести. Давно по батареям[52] не били?