— И трупы их оставит на улице великого города… Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладязя… И видел я как бы стеклянное море, смешанное с огнем… И вышли из храма семь Ангелов, имеющие семь язв, облеченные в чистую и светлую льняную одежду…
Старуха рванула грязные лохмотья, оголив изъеденную язвами грудь и завизжала, — Я. Я седьмой ангел. Я видела стеклянное море… Там, — она махнула рукой в сторону северо-запада и снова принялась завывать.
— Все народы придут и поклонятся пред Тобою, ибо открылись суды Твои.
Сергеев рванулся. Скрюченные пальцы скользнули по прорезиненной ткани костюма химзащиты. На несколько секунд воцарилась тишина, и поисковики зашагали прочь. Но, опомнившись, старуха засеменила за ними.
— И посыпали пеплом головы свои, и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе, город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море, ибо опустел в один час!
Веселись о сем, небо и святые Апостолы и пророки; ибо совершил Бог суд ваш над ним.
— Пошла, пошла отсюда, — Сергеев замахнулся.
— Да. Она еще упрямее, чем предводитель тех, которые живут в торговом центре под Пушкой, — Епифанов снял с плеча незаряженный ППШ, — тот хоть с третьего раза понял, что от него хотят.
— Да. Ты прав. Надо и в правду, шмальнуть ей под ноги, — лейтенант сняв свой 'калаш', передернул затвор, — может хоть тогда отстанет.
Существо, закутанное в лохмотья, вдруг, довольно резво для старухи, отскочило метров на пять-семь. Но когда Епифанов и Сергеев, осторожно обходя завалы из машин, двинулись к Лубянке, вновь потащилось за ними — теперь уже на некотором расстоянии.
— И дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его, — камень, описав дугу, стукнулся о борт тележки.
— Твою мать.
Он, не до конца прикрутил фитиль свежедобытой керосинки и, сняв колпак, прикурил от еле мерцающего огонька.
— Что, не спится? — в дверях, подперев плечом косяк, стоял Сергеев.
— Да, Ленка вот на дежурстве…
— Ну что же. В наличии отсутствия сексотерапии, — лейтенант извлек из-за пазухи бутылку 'столичной', - нервишки подлечим старым добрым методом — местной анестезией.
— Откуда?
— Да вот, на вторую керосинку сменял.
— Гляди, начальство узнает…
— М что? В Тушино пошлют? Поближе к стеклянному морю?
— Шутки у тебя…
— А что? Все мы под богом…
— Вот я и думаю. Может права в чем-то сегодняшняя бабка. Сильно мы ему, — Сашка ткнул вверх указательным пальцем, — сильно видать насолили, говорю.
— Да выбрось ты из головы эту хрень. В последнее время у многих крыша съехала. Я еще до ЭТОГО таких видел. Да что там говорить… На самого иногда такой депресняк накатывает… Смотришь иной раз на обглоданную башню 'Федерация' или на огрызок 'Останкинской'…
— Что и 'Останкинская'… А я где-то читал, что эта телебашня и при ядерном взрыве устоит… Не помню где… но читал что-то такое.
— Ладно. Давай доставай стаканы, — Сергеев откупорил бутылку, — примем лекарство от депрессии.
16.12.2026 г. Чувашия. 3 километра к западу от п. Новый Урюм.
Счетчик Гейгера дал добро на водные процедуры и Волохов, сняв тельняшку, положил ее сверху на рюкзак. Нагнулся. Попробовал воду. Она оказалась чересчур холодной и от полноценного купания, наверное, придется отказаться. Но…
В еле уловимой игре света и тени мелкой водяной ряби что-то изменилось и в следующую секунду, майор уже падал в, обосновавшийся у воды, куст жимолости, а пытавшийся ударить его сзади прикладом, незнакомец, в воду. У берега оказалось довольно глубоко, и пока жертва айкидо барахталась в воде, Волохов достав из-за голенища нож, метнул его, успокоив второго нападавшего. Автоматная очередь, срезавшая несколько веток над головой майора, так и не дала ему отпраздновать этот маленький успех. Не став дожидаться, когда стрелок возьмет чуть ниже, Волохов прыгнул в сторону реки, перекатился и еще раз прыгнул — на этот раз в воду. Пули защелкали по поверхности воды, тщетно пытаясь разыскать в реке, ускользнувшую от них цель.
— Ушел гад! Хорошо хоть барахлишко осталось. А ну-ка, Серый, давай-ка посмотрим, что там? — не высокий брюнет в кожаной куртке пнул ногой, лежащий у воды, рюкзак.
— Да, Михей. Посмотри. Может там шмотье сухое есть? — Серый — здоровяк, под два метра, прыгал на одной ноге, выливая воду из сапога.
— Не, тебе вряд ли подойдет, — Михей наклонился над вещами Волохова.
— А мне в самый раз, — шустрый, похожий на попа мужичок, подскочив к рюкзаку, ловко извлек, аккуратно уложенное в стопку, белье.
— Отвали, Гнус, — Михей, рванув попа за плечо, вцепился в рюкзак.
— А ну вас. Пойду дров нарою, — потирая плечи, Серый направился к в сторону зарослей ивняка.
— И ты, Гнус, иди за дровами, — кивнул в сторону леса, молчавший до этого коренастый блондин в форме капитана милиции. Ему надоела грызня подчиненных, за которой он наблюдал, стоя на пригорке со сложенными на груди руками.