Ядерная весна

Когда мы с Лешей вышли покурить, он сказал:

– Я же совсем забыл!

– Что?

– Вон, сосед напротив, Сютин, он должен мне тыщу рублей.

– За что?

– Да он, урод, сидел на зоне, петухом был. Петушарой был, понятно?

– Ну, раз петушарой, тогда все ясно.

Мне не очень все это нравилось, хотя во всем этом было что-то манящее. Мы перешли дорогу, там стоял такой же деревенский домик. Лаяла собака. Зашли на тесную веранду, там с двух сторон было по большой раме, в каждой много маленьких квадратных окошечек. Леха постучал в дверь.

– Что надо? – спросил недовольный женский голос через какое-то время.

– Где сынок? Сютин где?!

– Нету его. Уходите! Ночь на дворе!

– Как это нету?!

– Нет его дома!

– Откройте, я знаю, что он дома!

Леха вдруг превратился в беса. Мне даже стало страшно.

– Где он? Вы в погребе его прячете?

– Ты что, придурок ненормальный?! – кричала тетка из-за двери. – Вали домой!

Леха долбил в дверь.

– Где этот педрила?!

– Вали отсюда!

– Откройте! Откройте! Где он?!

Леша выбил несколько окошек, и тогда я вдруг перестал волноваться. Меня подхватила волна удивительного. Откуда-то сбоку еще лаяла и все норовила дотянуться до меня собака, но ей не хватало цепи. Я подошел и крикнул на нее:

– Заткнись!

Она укусила меня за ногу, я рассмеялся и пнул ее. Не со злостью пнул, а просто пнул, даже с жалостью, она ведь не знала, что мы с Лешей бредовые герои, бредовые рыцари без страха и упрека, внутри у нас сидит бредовый героизм, что нам предначертано судьбой совершать бредовые подвиги. Собака заскулила, залезла обратно в будку и там осталась. Леша тем временем выбил все окошки с одной стороны веранды. Спрашиваю:

– Подожди, подожди, можно и мне маленько?

И со второй стороны берусь я. Бью в первое маленькое окошко, но промахиваюсь, попадаю только в деревянную рейку. Кулаку больно. Второй раз – и опять в рейку.

– Да что это такое! – бью с локтя. В результате вываливается вся рама.

– Ты че чудишь?! – кричит Леха. За дверью все еще слышна эта тетка, непонятно, что кричит, ясно одно: она недовольна. Мы с Лехой выходим за калитку, идем обнявшись, нам очень смешно, нам хорошо, и летние звезды горят для нас безумным пламенем. Мы все смеемся и никак не можем остановиться. Проходим несколько улиц, и черти жмутся по кустам от нашего хохота. Нам никто не попадается на пути.

Мы возвращаемся обратно в дом, Женя нам что-то объясняет, но мы не понимаем ни слова, все остальные уже говорят не на том языке, мы допиваем водку, а потом меня кто-то назойливо тычет в спину.

Я сплю, мне неинтересно, у меня вертолетики в голове, я катаюсь на каруселях и никак не могу спрыгнуть. Но мне повелительно говорят:

– Проснись. Вставай, блять!

Я нахожу в себе силы и отвечаю:

– Не стоит. Я хочу немного подумать.

– Вставай, сука!

Голос мне не знаком. Я поворачиваюсь и вижу огромного толстого мента. Рядом с ним небольшой ухмыляющийся хрен не в форме. Мне не хочется смотреть на них и тем более разговаривать с ними. Я отворачиваюсь, но мне дают по спине. Я сажусь на кровати.

– Давай, собирайся.

Я вижу сонного похмельного Леху, который сидит в кресле и ничего не понимает. Лицо у него опухшее. Он сидит и вяло пытается натянуть штанину на ногу одной рукой, второй – держится за голову.

– Собирайся!

Вяло надеваю штаны. Потом кофту. Чувствую, что надо тянуть время. Ищу что-то в течение секунд сорока.

– Быстрее! – говорит здоровый. Второй все стоит да ухмыляет свою рожу. Из другой комнаты слышу невнятные голоса Жени и Васи.

– Не видишь, что я собираюсь? – нервно говорю.

Здоровый хватает меня за шею:

– Не выводи.

Мне тяжело дышать, я с трудом:

– Да дай мне носки найти.

Потом нас сажают в машину, в собачник. На улице рассвет, свежее красивое утро. Только я далек от этого – не чувствую себя свежим и красивым. Рядом с ментовским бобиком стоит седая тетка:

– Да, это они! Это все они! Закрыть их надо, как зверье!

Неужели это о нас? Я понимаю, что нас сейчас повезут в милицию. Мое лицо само по себе принимает скорбное выражение.

– Ты что, – говорит Леха, – ну у тебя и морда.

– Так, просто.

Потом он:

– Значит так, Женек. Я беру все на себя. Если что, меня переклинило, я полез, а ты пытался меня оттянуть, но я тебе прописал и начал бузить. В таком духе.

– Ага.

Мы все едем, и едем, и едем, настроение лучше не становится, говорить неохота, к нам подсаживают какого-то алкаша, нас привозят куда-то. Вот так мы и оказались в милиции какой-то там деревни, то ли Ягуновка, то ли Ялыкаево, неважно, что-то на эту букву. Нас закрыли за решеткой, минут через пять снова пришли эти двое, которых мы хорошо запомнили, но еще не успели полюбить, и вывели алкаша.

Толстый алкашу:

– Ну что такое? Ты же обещал не трогать ее больше?!

– Да я это, я все… ну, мужики, понимаете…

Тот, который не в форме:

– Нет, не понимаем, она сказала, что ты опять ударил ее в челюсть.

Толстый:

– Что нам делать? Ты что, не можешь запомнить, что жену бить нельзя?! Что с ним делать?