Читаем Ядерная весна полностью

– Это плохо.

– И тогда нам не повезет…

– И еще Витя хочет познакомиться со мной?

– Это точно. Что нам не сиделось? Ныряли бы себе до утра в эту бочку вонючую.

Так, мне подумалось, что по логике, я теперь – самый интересный для Вити человек. Взялся непонятно откуда, наделал ерунды и даже по голове не получил. Не.

Мы весь вечер сидели на лавочке возле Лехиного подъезда. Леха не знал, на какой он может приехать машине.

– Снимет тачку и катается весь день. Водиле кинет денег.

Мы сидели и ждали. Один раз подъехала «Волга». Вдруг у Леши лицо побледнело, он весь побледнел:

– Это он.

– Где?

– Вон.

Я увидел здоровенького мужика и вжался в себя. Этот мужик выходил из машины, я видел это в угрожающем рапиде, как в фильмах. Я приготовился встать, пойти ему навстречу, получить, но это было не так-то просто. Не такой уж смелый я парень.

– Нет, это не он. Я ошибся, – сказал вдруг Леха. Он был очень рад.

Потом, ночью, я лежал у себя в кровати, с открытым окном, отбивался от комаров и прислушивался, не подъезжает ли кто к дому. Вдруг он уже знает, где я живу? Например, может просто разгромить мне веранду, как я ему. Но мне нужно бы было выбежать поскорее на улицу, чтобы перепало мне, чтобы не вылез отец и тоже не получил по лицу.

Если этот Витя действительно не очень дружен с головой, ждать можно было всего. Я и сейчас отчетливо помню свои ощущения, когда мимо дома ехала любая машина, хотя прошло много времени. Иногда я вспоминаю очень четко какой-то момент из этой вечности под одеялом в ожидании. Или из той вечности в милиции, потом уже все было легче, все подобные ситуации, но тогда все было по-настоящему. Частичка меня так и осталась там, в ожидании, взаперти, в страхе. Как-то Басалаев, мой куратор и препод по режиссуре, сказал, не помню, что именно иллюстрируя этим примером, короче, сказал он, что, если бы любой из нас бежал за троллейбусом, как волк в «Ну, погоди», с головой, застрявшей в дверях, нам бы запомнился зрительный ряд в мельчайших деталях. Запомнили бы каждую морщинку на лицах пассажиров. Может, в этих словах был смысл.

Мы провели еще два дня, ожидая худшего, потом немного успокоились. У Лехи на балконе были стекла, мы собрались с духом, взяли их с разрешения его бати, прихватили стеклорез и поехали на Пионерку.

Мы шли как партизаны, боясь напороться на Витю. Удачно дошли до Васи. Он был дома один.

– Вы, – говорит, – за каким хреном приехали? Оставляйте стекла и валите. Сегодня будет Витя, вы получите таких пиздюлей, что без больницы не обойдетесь. Я сам все починю.

Мы немного поотпирались для виду. Доказали, что мы не трусы, и пошли обратно.

– Только давай пойдем по другой дороге, – сказал Леха, когда мы остались одни. – А то встретим этого говнюка.

– Ладно. – Мне меньше всего на свете хотелось с ним увидеться.

Пошли какими-то полями, короче, черт знает где. Шли так, чтобы уже точно не встретить его. Мы шли километра три по полям и по оврагам, курили, смеялись, болтали, два новорожденных. Правда, мне приходили в голову подловатые мысли, мол, зря обращался к богу, все получилось хорошо, только непонятно, в долгу ли я перед ним. Я старался отгонять эти мысли мухобойкой. Это же чудесно: мне бесплатно дали очень полезный опыт, я смогу оберегать себя от плохих ситуаций. Каждый должен получить такой опыт, но я его получил довольно безболезненно.

Мы уже вышли к дороге, потом подошли к остановке. Ждали автобуса, все еще не веря в свою удачу.

Я курил, а Леха зашел помочиться за остановку. Мимо медленно ехала машина, единственная за все время.

Леха вышел, увидел ее и сразу спрятался. Потом вышел опять:

– Там сидел Витя.

– Да ну?

– Говорю тебе.

По его виду я поверил.

– Теперь точно говорю. Нам повезло, что он меня не заметил. Тебя-то он не знает. Давай лучше ждать за остановкой. Вдруг он обратно поедет.

И мы стали ждать автобус за остановкой. Леха сидел на корточках напряженно, а потом облегченно рассмеялся, а я подхватил его смех.

Первый месяц я ходил в кольчуге целомудрия, как мне казалось.

Было так, будто я уже поумнел и будто больше не попаду в подобную ситуацию. Чушь.

Первый покойник

Я лежал в позе зародыша на подушках от дивана. Понимал на ощупь, что это подушки от дивана, и в то же время не понимал. Старался занимать как можно меньше места, сгруппироваться на средней подушке – первая с последней неизбежно расплывались в противоположные стороны, я это чувствовал – и отчего-то боялся соскользнуть с айсберга и соприкоснуться с полом.

Глаза я не открывал и не предпринимал попыток укрыть свои ноги, которые обмывало волнами и обдувало ветерком из открытой форточки. Плюс было чувство, что меня немного укачало – это от беспорядочного болезненного сна, – и я правда почти был уверен, что плыву на осколке льдины.

– Жука!

Я понял, обращаются ко мне, и сгруппировался, как перед ударом, но глаза пока не открыл. Сначала нужно было понять, где я и кто это говорит.

– Ты же не спишь. Вставай!

Я понял, что это голос Насти Матвеевой. Но я подождал, пока она опять произнесет мое прозвище. Хотел быть уверенным на сто процентов, что это именно ее голос.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжная полка Вадима Левенталя

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза