– Нет, я хочу иметь право называть себя истинным вайнахом, как трактует это нохчалла… Но почему у нас никто не знает, что ты, на самом деле, герой? Даже дедушка рассказывал только о том, как тебя, тонувшего, вытащили из реки. А что было до этого?
– Хорошо. Расскажу. Ты уже взрослый, ты должен знать. У меня была другая фамилия и другая жизнь. В той жизни я был Муса Забайраев. Служил в Российской армии, а потом захотел служить Аллаху, своему народу и сменил фамилию…
Он рассказал сыну немногое. О том, что вырос совсем в другом селе, там похоронены его родители, там до сих пор живут его братья и сестры, но навещать их нельзя, ибо этим можно поставить и их, и свою семью под удар. Знают об этом один-два человека, – Забайраев здесь имел в виду тех, кто привозил родным деньги для похорон, – и когда-нибудь, чего очень хочется, они с сыном обязательно посетят и село, и родственников, и могилы…
– А о каком твоем подвиге говорит Учитель? – спросил Ваха, глядя на отца горящими глазами. – Я буду нем как рыба, я никому ничего не скажу, это будет лишь нашей тайной.
– Я добыл оружие, очень грозное оружие… Это пока все, что могу сказать.
А действительно, что еще Забайраев мог сказать сыну, какое напутствие дать ему в жизнь? Признаться, что даже их фамилия – Канукоев – ворованная, мало того, досталась им от убитого его отцом человека? И большие деньги – они тоже на крови, они появились из-за того, что он безучастно глядел на расстрел своих сослуживцев, а потом похитил «ранец» и бегал с ним, как мул, по горам.
Деньги, все из-за проклятых денег! Не дали деньги ему ни капли радости. Мусе пришлось отречься от родного дома, он не хоронил отца и мать, через третьих лиц узнал, что они умерли, через третьих опять же лиц передал на похороны некоторую сумму, – братья и сестры даже не догадываются, кто ее передал. Не простился с родными и совсем не знает, как будут прощаться с ним его дети. Если узнают правду… А могут узнать, потому что есть Булат, и если он, Муса, не выполнит его приказа…
– Я добыл мощное оружие, им пока нельзя воспользоваться, и, может, это к лучшему. Потому, сын, лишь повторю: я мало что сделал…
– Аллах сказал, папа, что зачастую совершение одного дела в соответствии с сунной лучше, чем совершение множества дел, – не согласился с ним Ваха. – Твое дело стоит ста, ибо оно значимей, раз Учитель зовет тебя героем.
С сыном становилось трудно говорить. Он запоем читал книги, посвященные исламу, и Муса даже однажды пошутил: мол, если из тебя не получится борец, станешь имамом. Ваха серьезно ответил: я и шейхом не хочу быть. Лишь Аллах – единственный источник творения, и ни шейх, ни пророк Мухаммад – ничто не может стоять между Аллахом и истинным мусульманином. Кто не понимает этого, с теми надо постоянно вести джихад – войну за веру. Я хочу стать моджахедом!
– Но это опасный путь, сын. Война подразумевает смерть, – дрожащим голосом произнес Муса, которому стало не по себе.
– А зачем ее бояться? Мы – рабы Аллаха, и смерть во имя его – лишь подтверждение нашей веры во Всемогущего. Я, отец, хочу поехать туда, где сражаются с многобожниками мои братья по вере.
– Но, сын, подожди…
– Давай отложим этот разговор. Я должен быть достоин тебя, вот и все.
Ваха рассуждал очень по-взрослому, говорил решительно, и Муса согласился: да, сейчас не время для нужного разговора.
По-настоящему Забайраев испугался, когда увидел среди брошюр Вахи отпечатанные на машинке листы с текстом «Ядерные заряды малой мощности». Только тогда он ясно понял, что надо делать. Ваха с отрядом долго разбирали каменный завал у пещеры, и работы оставалось примерно на неделю. Муса отправил жену и дочерей к ее родителям – она давно просила его переехать туда, мол, там лучше будет девочкам, а здесь глухомань, здесь даже учителей в школе не хватает, и не из кого выбирать женихов для девочек. Так вот, через неделю или через месяц он отдаст ранец с ядерной миной Булату, пусть тот с ней хоть на край света отправляется, а Муса с сыном тотчас поедут куда-нибудь подальше, на Север, в Сибирь, может, и на Байкал – надо оторвать парня от порочных мыслей и начать абсолютно новую жизнь. Как только обустроятся, перевезут туда Кариму, дочерей, и все у них будет прекрасно…
В среду на исходе дня к нему домой приехал Булат. Отряд борцов с Вахой обычно к этому времени заканчивали работу и приходили сюда пить чай и есть лепешки. Булат, подумал Забайраев, как раз и приехал, чтобы поговорить с ребятами.
Но ошибся. Булат приехал именно к нему.
– Уже видны входы в пещеры, – сказал он. – Но у нас случилось происшествие. Омар Дешериев ослушался меня и отправился на боевую тренировку – слышал о нападении на русскую часть?
– Слышал… – подтвердил Муса.
– Погибло несколько моджахедов, и несколько попало в плен. Утром вернулся один из воинов, сказал, что Омар у русских, а он слишком много знает…
– Думаешь, он может предать?
– Да за такие слова! – Глаза Булата потемнели от возмущения. – Омар ни за что не предаст!
– Тогда почему ты так взволнован?