Ядерный клан

– У меня, товарищ подполковник, по математике твердая четверка в школе была, во всяком случае, считать до семи я тоже могу. Повторяю, сгоревших трупов обнаружили семь. Что еще удалось установить – убитых облили бензином, а потом подожгли. Документов при них не сохранилось – обгоревших по приметам не опознать, а жетонов у солдат-срочников тогда не было, про ДНК эксперты тогда вообще имели слабое представление, к тому же – это ведь Кавказ… Официальное расследование знаешь чем закончилось? Удовлетворением интересов всех сторон! Во как! Было записано, что на военный городок напали вооруженные бандиты, солдаты оказали им мужественное сопротивление, погибли при исполнении… Ну, в общем, милиция преступление раскрыла, но преступников не нашла, на славный батальон черное пятно тоже не легло – сражались бойцы. А пропажа «ранца» нигде даже не оговорена. Будто его и не было…

– А как он туда вообще попал – об этом что-нибудь известно? С чего вдруг у обычных саперов появился «ранец»?

Следователь ФСБ горестно вздохнул и сложил руки на груди:

– Представляешь, Константин Иванович, даже в то дурное время, когда в ротах неучтенные портянки и подштанники находили, шеи за это мылили старшинам и ротным, – не пропадали такие «изделия». Это же ядерное оружие! Разбирались по полной программе, ведь переполох поднялся бы, даже если бы автомат пропал или лишним оказался, а тут – «ядерный ранец», ценнейшее и секретнейшее изделие, за которым вроде бы тысячи глаз следить должны!

– Плохо, что тысячи, – заметил Молодцов. – Известно ведь, что у семи нянек дитя без глазу.

– Странно все это… Возможно, командование батальона было вообще не в курсе охраняемого груза – секретность… Но кто его туда отправил?

– Во, точно. И ведь что интересно, по документациям – не мог этот «ранец» в «ружпарке» храниться, поскольку был отправлен, грубо говоря, на переплавку. Что отправлен – есть такая бумага, а что уничтожен, согласно всяким там конвенциям, – этого документа нет. Что секретный снаряд в «ружпарке» этой роты делал, батальонное начальство ответить на этот вопрос нам не может. Сам комбат погиб в Первую чеченскую, из двух старших офицеров батальона один умер, второй на пенсии, и об этой мине – ни сном ни духом. Допросили уже…

– И инженерная служба про изделие, которое у них находилось, тоже ничего не знает. Так? – дополнил Молодцов.

– Само собой, – кивнул Чесноков. – Инженер части едва дара речи не лишился, в предынфарктном состоянии пребывал, когда я ему на допросе рассказал, что мы ищем. Значит, история с миной или на очень высоком уровне проворачивалась, или на глупейше низком, что тоже бывает: советских прапорщиков сбрасывать со счетов тоже нельзя. Типа по ошибке завезли, оставили… Ну, вроде как в продуктовом магазине: просишь докторскую колбасу, а тебе сырокопченую взвешивают и продают по дешевой цене. Крайне редко, но бывает и такое.

– Хороший пример, – усмехнулся Костя. – Только с колбасой проще, колбасу разыскивать не надо. А здесь… А что с прапорщиками батальона?

– Картина такая же, как и с руководством: двое погибли еще в Первую чеченскую, один оставшийся начсклада тоже опешил – впервые слышит. Но мы его еще поколем…

– Фамилии погибших бойцов вам удалось восстановить, Виктор Иванович?

– Удалось. Но времени мало было, чтоб покопаться там как следует, потому придется немного подождать: мои товарищи попробуют разыскать и по Интернету сбросить сюда их фотографии. Дело, как понимаешь, сложное и хлопотливое. Надо дембельские альбомы сослуживцев пересмотреть, официальные снимки найти, которые три на четыре, но они мало что подскажут. Федотов запомнил лоб и глаза убийцы, следовательно, нужен крупный план, особый ракурс…

7

В гостинице, куда их поселили, всем достались хоть и маленькие, без изысков, но одиночные номера.

Вечером к Молодцову заглянул Вячеслав Калинин, спросил, знает ли он этот южный город и не составит ли ему компанию – хочется осмотреться, прогуляться и поговорить.

А почему бы и нет?

Зимы здесь не было еще и в помине, вместо снега по аллеям парка шуршал под ногами настил нападавших листьев. Но ветер дул со стороны реки уже далеко не ласковый, колючий, прогулке не сопутствовал, и они заглянули в маленькое пустое кафе, выпили по бокалу домашнего вина. Через стеклянную стену этой забегаловки наблюдать за осенью было куда приятней.

– Слава, а ты, случайно, не знал того ученого, который был здесь, на Кавказе, ответственным за вашу ядерную мину?

– Я даже не знал, что здесь был «ранец», – покачал головой Калинин. – Мое дело – изобретать, а эксплуатировать – это уже иное.

– Совсем иное? – спросил Костя.

– Может быть, не совсем… Ну, вот, к примеру, Сергей Палыч Королев был генеральным конструктором, но космические корабли не сам придумывал и не летал на них.

– Не летал, но, думаю, не отказался бы полететь, если бы ему разрешали. Только разрешения никто не давал: вдруг какая-то неточность в расчетах, строители что-то напортачат, стечение обстоятельств – и генерального конструктора не станет.