Ядерный щит России

Первой страной, которая стала серьезно заниматься проблемами ядерного распада, была Америка. В конце 1930-х годов со страниц западных журналов вдруг исчезают статьи известных ученых-физиков, у страны появляется самый оберегаемый секрет – секрет создания атомной бомбы. В 1939 году великий Эйнштейн пишет письмо президенту Рузвельту, в котором убеждает его выделить несколько миллионов долларов на создание спецлабораторий. Рузвельт зачитывает это письмо на закрытом заседании Конгресса США и доказывает конгрессменам всю необходимость производства атомного оружия. Практическую часть берет на себя молодой ученый Роберт Оппенгеймер. Под его руководством создано несколько лабораторий, где лучшие мировые физики работают над производством атомной бомбы. Он посвящает в свои планы только одну страну, и эта страна – Англия. В 1940 году начинается их секретное сотрудничество. Осенью 1941 года в Лондоне был организован комитет с кодовым названием «Tube Alloys». За полгода до его создания в Лондон прибывает молодой советский дипломат Владимир Барковский. Его должность – атташе по культуре, отличительные особенности – мягкие манеры, безупречный английский. Но это всего лишь маска. У Владимира Барковского есть еще несколько имен, например Джерри или Дэн. Его первые дни в Лондоне были наиболее тяжелыми, потому что в одночасье пришлось переиграть собственную судьбу.

Вот что вспоминал Владимир Барковский: «Пришел, попал на какую-то комиссию. Разговоры, расспросы, заполнение анкет, а потом все замолчало. Где-то в июне приходит ко мне в общежитие человек и говорит, что нужно быть завтра у планетария в такое-то время. Взять с собой трусы, зубную щетку, мыло, полотенце, в общем, все, что нужно для короткого пребывания на воздухе. Мне это было совершенно непонятно, потому что я был в разгаре дипломной работы, а тут меня отвлекают. Когда мы туда приехали, это было 20 июня, нам объяснили, что вместо инженеров мы будем разведчиками. Для меня это было, конечно, крушением всех жизненных планов: инженером я не стал, в военную авиацию тоже не попал, а здесь открывалась совершенно новая дорога.

Когда меня передавали в органы безопасности, я был, конечно, расстроен, потому что не стал летчиком. Потом, когда нас развезли по Московской области в школы особого назначения и впервые сказали, что мы будем диверсантами-разведчиками, у всех просто челюсть отвисла. Я почувствовал себя обиженным, обделенным. Вообще это была страшная ломка всей моей жизни. Я заканчивал разведывательную школу особого назначения, где учили общей войсковой подготовке. А специализация началась у меня в Лондоне, когда резидент стал передавать мне на связь агентов технического профиля: «Ты инженер, вот и разбирайся».