Ядовитая, или Хозяйка Черной Пустоши

‒ Зато я знаю, кто виноват! —рявкнул отец. ‒ Мне не нужны сейчас слухи вокруг нашей семьи, я не потерплю больше твоих проделок Анодея!

‒ Отец!

‒ Ты наказана! Через три месяца ты уедешь к своему новому мужу!

Глава рода Сахрами зло поправил свой строгий белый сюртук и поджал губы.

‒ Я не хочу замуж!

‒ Я все сказал, ‒ мужчина вышел из комнаты, в которой раздался вой его любимой дочери. Он сильно ее разбаловал, мужчина вздохнул, уж слишком сильно она была похожа на его любимую жену. Но всему есть предел и Анодея сейчас его перешла. Травить аристократку, чтобы заполучить понравившегося мужчину это перебор. И что она в нем нашла, ни семьи, ни рода, в отличие от его жены, которая имела за спиной поддержку семьи. Вовремя он все прознал и нашел на кого спихнуть ошибку дочери.

Глава рода Сахрами недовольно поморщился, как жаль, что такой сильный дар унаследовала женщина. Бессмысленная трата родовой силы, особенно сейчас, когда ему нужна сильная поддержка. Сахрами опять покачал головой, вслушиваясь в вой дочери, и постарался быстро уйти в недосягаемую для крика зону, девчонку нужно приструнить.

Глава 1

Странное состояние, словно дремлешь и не можешь проснуться, но продолжалось оно недолго. Понемногу слуха коснулись голоса, а с ними пришла боль. Она возникала чуть ниже правого виска и растекалась по окружности черепа, норовя лишить меня только что появившегося осознания.

‒ Как думаешь, оклемается?

Словно сквозь стены доносятся еле слышные голоса.

‒ Авось не сдохнет, ‒ второй голос скрипучий, злой. На кого можно так злиться, так ненавидеть, что желать смерти? Хотелось открыть глаза и посмотреть.

‒ Жалко, красивая ба.

‒ Иди отсюда, жалко ей, ‒ старушечий голос смягчился, ‒ от Нечистого красота та, злая, брысь, я сказала.

Мне хотелось вздохнуть поглубже, но воздуха не хватало, и тут я поняла, что могу открыть глаза. Темный тканый потолок, в который я уставилась взглядом, мне ничего не говорил. Где это я? Потом накатила паника, что я не помню, кто я. Стало страшно, как это, не помнить главное. В голове прострелило болью, я стиснула зубы, но стон не сдержала.

‒ Гляди, ба очнулась.

‒ Вот тварья душа, вернулась-таки, зови Гария, пусть сам с ней говорит.

Голоса добавляли боли в мою голову. Зато я вспомнила, кто я, меня Надя зовут, Ненашева Надежда. Как же хорошо знать, кто ты. Только где я оказалась, вопрос все же остался. Попыталась повернуть голову, чтобы увидеть хоть что-то, кроме закопченного потолка, но голова не поворачивалась, а от усилий опять прострелило болью.

‒ Лежите госпожа, не шевелитесь, — ‒ голос старухи теперь был нейтрален, ‒ с райта вы упали, головой повредились.

Я постаралась осмыслить, что она мне сказала, и не могла. Какая райта? Какая госпожа? Я Надя Ненашева, никогда госпожой не была, скорее сама вечно кому-то прислуживала, мужу, сверкровке, детям… Стоило вспомнить свою жизнь, как боль усилилась. Я точно не могу быть госпожой. Из простой семьи, и сама тоже недалеко ушла. Сначала детей растила, последние годы работала на двух работах, продавщица в небольшом ларьке, да уборщица в роскошном офисе. Пенсию зарабатывала. Как на пенсию вышла, решила все, баста. Буду жить на даче, чтобы никому из детей не мешать, да спокойно доживать свой век. Дача у нас хорошая и зимой можно жить, главное — дров заготовить. А денег мне много не надо, половину продуктов сама выращиваю, а на остальное моей пенсии хватит.

Теперь вопрос, «где я?» стоял прямо ребром, если бы не головная боль, я бы так и спросила у старухи, но попытка что-то сказать провалилась. Из горла слышны были только хрипы, а подняться я вообще не могла.

‒ Госпожа! Госпожа! ‒ раздался рядом еще один старческий голос, теперь уже мужской, немного надтреснутый, словно мужчина болеет. ‒ Вы вернулись, госпожа, сам «Небесный» услышал наши молитвы. Чего стоишь злыдня, ‒ теперь уже шепот, ‒ быстро бульона сюда и лекаря позови, я, что ему зря столько золота отдал.

Мои мысли путались, кружилась голова, не давая мне сосредоточить взгляд на матерчатом потолке. Через какое-то время губ коснулась глиняная кружка, и в пищевод покатился наваристый несоленый бульон. После него сразу захотелось спать, мои уши еще слышали какое-то бормотание, призывающее небесного, но тихо словно назойливое жужжание комара.

Зато мне стало полегче, ушла муть из головы, и я наконец-то смогла связно мыслить. А собственно, что случилось? Неужели я умерла? Вот, не зря левую сторону тянуло да в ушах звон стоял. Я не чувствовала тела, лишь сознание, но такое кристально чистое, что вспоминалась вся моя невеселая жизнь, с детского сада.

Отец у меня был пьющий, ну как пьющий, как зарплата, так и уходил на неделю в запой. Помню эти дни как мое беспросветное горе. Отец кричал на мать, бил посуду, но проходила неделя, и вновь в наш мирок возвращалась тишина. Родители ходили на работу, а я в садик, где украдкой прятала в карманы студенистую манку и потом вываливала ее в горшок. Нянька сначала не понимала, что это, а потом доложила воспитательнице, и мне сделали строгий выговор, помню, мама покачала головой и сказала: