Ядовитое жало

— Между прочим, Ковалишин говорит, что Домбровский последнее время сильно изменился, стал задумчивым, угрюмым, — сказал Серовол, следивший за работой Юры.

— Наверно, тоскует…

— А как относится к нему Ковалишин?

— Нормально. Наш взводный хоть и зануда, но человек справедливый, требует только то, что положено.

— Я имею в виду личные взаимоотношения, — уточнил Серовол. — Ссоры у них не было?

Юра оторвался от работы, нахмурил лоб, припоминая.

— Ничего такого не замечал. Вы думаете, Ковалишин наговаривает на Домбровского? Ннет! Он просто такой сверхбдительный, наш взводный.

Серовол ушел по каким‑то своим делам. Юра записал в кондуите все о Домбровском, и еще раз просматривал записи. Тут‑то в хате появился Ковалишин.

— Здоров, Художник! Третьего нет? —озабоченно спросил он, едва переступив порог.

— Ушел.

— Куда, не знаешь?

Юра пожал плечами. Ковалишин уже взялся было за ручку двери, но, вспомнив что‑то, с усмешкой повернулся к Коломийцу:

— Ты, я вижу, неплохо тут устроился. Писарем тебя сделали?

— Да так, всего понемножку, —уклончиво ответил Юра, пряча тетрадку в сумку. — Старший куда пошлют.

— Работа — не бей лежачего, как раз для раненого человека. Между прочим, ты, Художник, оказался предсказателем. А что теперь скажешь? Какие такие события нас ожидают? Скажем, этой ночью?

— А что, разговоры есть? — осторожно осведомился Юра, явно польщенный тем, что взводный назвал его предсказателем.

— Болтают. Говорят, по Будовлянам будто бы ударить собираемся. Совпадает с твоими предсказаниями?

Коломиец, вспомнив, что говорил ему капитан Серовол, отрицательно покачал головой.

— Вот как! — изумился взводный. — А куда?

— Кружно.

Кажется, Ковалишин не поверил. Он сладко зевнул, почесал затылок и сказал.

— Это все вилами по воде писано. Никто, кроме командования, точно не знает. Бывай, Художник! Пойду искать капитана.

Ковалишин был недалек от истины: и в тот момент, когда взводный разговаривал с Юрой Коломийцем, и значительно позднее никто, даже сам командир отряда, не знал, будет ли совершен удар и куда его направят.

Окончательное решение Бородач принял лишь ночью, когда светящиеся стрелки его трофейных часов показывали 00.14. К тому времени все три роты и специально сформированные группы сосредоточились в четырех километрах северо–восточнее Кружно. Уже были отправлены на «железку» подрывники и группа, которая должна была поднять отвлекающую стрельбу возле Кружно, а затем залечь в засаде на шоссейной дороге, идущей к Будовлянам, а Бородач не отдавал приказа раздать командирам пакеты, приготовленные начальником штаба. Он ждал, пока Серовол получит еще одно сообщение, подтверждающее, что будовлянский гарнизон сокращен почти на две трети и партизан там не ждут.

Наконец прибежал запыхавшийся почтарь, и начальник разведки доложил Бородачу, что ранее полученные данные подтверждаются вторым информатором и что согласно новому донесению в Будовляны прибыл эшелон с военнопленными, который, очевидно, простоит на станции до утра.

Несколько секунд Бородач молчал, лицо его скрывала темнота, слышалось лишь учащенное дыхание. Военнопленные ― обреченные на смерть мученики… Если им удается вырваться на свободу, они становятся отличными бойцами. Из‑за этого стоит рисковать. Бородач крякнул и сказал негромко:

— Пять минут на ознакомление с приказом.

Тотчас же начальник штаба Высоцкий роздал командирам пакеты с заранее подготовленными приказами и схематическими картами тех участков, на которых по плану операции каждый из них должен был действовать. То там, то здесь вспыхнули среди кустов огни фонариков, осветивших казавшиеся неестественно белыми листы бумаги ― командиры читали приказы, рассматривали схемы. Через пять минут раздалась новая команда:

— По коням, товарищи!.. Проводники — в голову!

Фонарики погасли, отряд вытянулся на лесной дороге и скорым шагом направился к Будовлянам. Позади двигался порожняком небольшой обоз. Возчиками были легкораненые и выздоравливающие бойцы. На последней подводе лошадями правили Валерий Москалев и Юра Коломиец.

Более двух часов хозяйничали партизаны в Будовлянах.

Высоцкий детально разработал план операции, постарался все учесть. Прежде чем прозвучал первый выстрел, специальные группы проникли в центр города, к казармам и к железнодорожной станции. Стрельба началась сразу же, во всех районах города, казалось, силы партизан неисчислимы и наступают они со всех сторон. Это сбивало с толку обороняющихся, усиливало среди них панику. Не успевали они взяться за оружие и занять боевые позиции, как сразу же попадали под обстрел. Партизанские специальные группы блокировали дом, где помещалась полиция, казармы, здание железнодорожной станции, где находилось караульное помещение гитлеровцев. В поднявшемся ералаше трудно было что‑либо понять, многие из полицаев, знавших, что к утру партизаны покинут город, разбежались и попрятались кто где мог ― в сараях, садах, на огородах среди кустов картофеля.