Ядовитый апельсин

– Расскажите, что знаете.

– Нам было лет по тридцать – тридцать пять, Лара тогда с первым мужем разводилась, с Алексеем. Нет! С Аликом. Алик его все звали. Не знаю, как по паспорту. Тяжелое было время, тогда, знаешь, к разводам немного не так, как сейчас относились. И вот мы с ней сидели у неё дома, сейчас не помню, почему уже сидели вдвоём, какой-то праздник, кажется, был. На столе был консервированный ананас и бутерброды с бужениной, вот это я как сейчас помню. А пили мы, почему-то, портвейн. Красный. Вот.

– А потом?

Она смотрела в стол и разглаживала и без того ровную скатерть. Игорь не мог не отметить этого жеста, механического и при этом и немного нервного, и немного растерянного.

– А потом она как давай рыдать! Горько так, ты знаешь, у меня аж сердце сжалось. И, главное, так внезапно. Только-только улыбалась, а потом раз – и в слезы. Ну, я, естественно, начала её утешать, «Лара, что случилось?», то-сё. А она глаза поднимает на меня и говорит: «Я не за того замуж вышла. Я Сашу до сих пор люблю». Ну, я и спрашиваю, какого Сашу? Она мне рассказала, что так, мол, и так, встречалась она с матросом Сашей Беляевым. Фото мне показала. Не это, другое. Он полгода на суше, полгода в море. Потом его капитаном сделали. И что-то у них мутные какие-то отношения были, я так с её слов поняла, то они расходились, то сходились, как в море корабли. Так и сказала: «как в море корабли» – я это запомнила потому, что он же моряк был. Ну, и есть сейчас, наверное, я не знаю. А потом он – бац, и не звонит ей больше. Она стала выяснять, узнала, что у него другая. Только мне тогда и сказала: «Я его любила, а он меня бросил. Кто-то его увёл». Но, Игорь, тогда немного иначе всё это воспринималось! Сейчас уже и слово такое не в ходу – «увел», просто говорят «расстались» и всё.

Игорь думал. Похоже это на мотив или нет? А черт его знает. Он чувствовал, что это не то. Не то. Не замечая, нервно барабанил пальцами по столу.

– А когда они всё-таки расстались?

– Не знаю, – тёть Рита перешла на шёпот, – мне тогда показалось, она так говорила, будто бы она с ним, с Сашей этим, виделась уже, когда замужем была.

– То есть сошлась с ним после того, как этот Саша писал маме?

– Я не знаю. Не знаю. Ты лучше у неё у самой об этом спроси.

Спрашивал, – чуть было не ляпнул Игорь. Только не понял ничего. Она как-то толком-то о нём ничего и не рассказала. Тёть Рита начала прощаться.

Уже стоя на пороге, он вспомнил кое-что важное.

– Тёть Рит, вы знаете, что маму будут оперировать?

– Как оперировать?

Она всплеснула руками.

– Батюшки мои! И ты молчал?!

– Извините, только сейчас вспомнил. Она ничего не говорила об этом?

– Нет! Конечно, нет! Я сейчас же ей позвоню и спрошу, в чем дело. Может, ей что-то привести надо?

– Раскудахталась, – беззлобно передразнил дядя Слава жену. Он обнял её и поцеловал в висок, – не переживай ты так.

– Ой, Славка, ты не знаешь, операция – такое дело серьёзное! Конечно, я переживаю.

– Ну, конечно, а я не знаю. Мне вон аппендицит вырезали, а я и не знаю, – смеялся дядя Слава, – всё с ней хорошо будет, не переживай.

У Игоря почему-то стало тяжело на душе. Аппендицит вроде как – самая простая операция. И потом, дядь Слава же тогда явно был моложе.

Но он распрощался, и едва выйдя за калитку, набрал Костику. Наконец, тот взял трубку.

– Кость, почему убрали дежурного?

– Ну, во-первых, здравствуй, – тон у друга был ледяной, – во-вторых, извини, но это распоряжение начальства.

– Блин, но она же в больнице ещё! У неё операция будет на следующей неделе! И после операции она будет наиболее уязвима! Как вообще был в этом смысл: поставить дежурных на несколько дней, а потом снять? Для чего вот всё это было, а?!

– Успокойся, пожалуйста, и не ори. Понял? Я с тобой в таком тоне разговаривать не буду.

– Как мне успокоиться?! Она будет без сознания лежать, её отравить легче легкого будет! Ты понимаешь это или нет?!

– Теперь я понимаю, почему тебя Петрович так невзлюбил. Ты как с людьми-то разговариваешь, а Игорь?

На секунду у Игоря потемнело в глазах. Напоминание о том, как Игорь поругался с начальником, как орал на него, и как его потом за это выперли с записью в трудовой о несоблюдении субординации, было как удар под дых. И Костик знал, что это больное место.

– Да ты чего, оборзел? Ёлки-палки, у меня мать убить пытаются, а ты дежурного убираешь!

– Это ты оборзел. Успокойся и не истери, как девчонка. У нас сейчас других дел хватает, я не могу этим заниматься. Всё отбой.

Игорь ещё долго матерился, он был ошарашен. Костик, который сам говорил «ты звони, если что, в любое время», теперь вот так вот вешает трубку? «Ты сам оборзел». «Успокойся и не истерии». Может, и правда, Игорь перегнул?

– Слушай, это моя мать, – кричал он тогда в трубку, – я не могу не лезть!

– Это не твоё дело! – грубо перебил его Костя, – я тебе говорю «не лезь», значит, не лезь, Игорь!