Я собрала волю в кулак, с превеликим трудом отодрала себя от постели — и решительно сверзилась с покрывал, чтобы возлечь по направлению к двери.
На большее сил не хватило.
Глаза слипались.
Тягучая дрёма наваливалась неотвратимо и беспощадно.
Огорчению моему не было предела.
Как же Нойта — и без леса?! Где она душевное равновесие восстанавливать будет, а?
На грани яви и сна я поклялась себе, что утром упущенное наверстаю.
Утро ознаменовалось землетрясением.
Тряслась кровать и москитные сетки на окнах. Дрожали маяки в рамках, маяки на полках и маяки под потолком. Картины, статуэтки, брелоки — все безнадёжно полосатые и с фонарём.
Как вы уже поняли, я фанатка маяков, пережитков прошлого, которые люди любили воздвигать на участках суши в непосредственной близости от ревущих морей, чтоб суда во мгле и тьме на рифы не напоролись.
Сейчас эти меры излишни, поскольку любое судно в наше время оснащено сверхчувствительными системами безопасности.
Нет, всё-таки дрянной из меня рассказчик. Опять свернула не в то русло. Собственно, о чём мы? Утро моё началось с весёленькой турбулентности.
Прорвавшись сквозь москитную сетку и одержав победу над занавесками, в оконном проёме возникла Птица-Весень. Она на огромной скорости махала крыльями и, зависнув в воздухе ярким жёлто-бирюзовым пятном, взволнованно вещала:
— Почта пришла, почта пришла! Почта нас всех убьёт!
Касательно последнего пункта Птица-Весень явно преувеличивала.
Я обнаружила себя на полу в той же позе, в какой заночевала. Вскочила и — благо, силы вернулись — рванула наружу, бегом-бегом по шатающейся лесенке. Куда? Да к ящику почтовому. Он у нас аккурат у парадной двери на гвозде болтается.
Ящик следовало опустошить прежде, чем дом сложится сам в себя.
Глава 3. Время в подарок
Открыть почтовый ящик имела право только я. На остальных он шипел, остальных он кусал острыми зубищами и бил током. Он был покрыт густой лохматой шерстью неопределенного окраса (что-то между фиолетовым и коричневым), по-кошачьи урчал под прямыми солнечными лучами и с большой охотой принимал любые отправления, которые забрасывали ему в пасть юркие лесные духи
Если приходила посылка с пометкой «срочно», ящик начинал дрожать и приводил в движение весь дом. Как правило, случалось это по утрам.
Инычужи ненавидели «почтовую» побудку.
— Погладь ты его уже, сил никаких нет! — высунулся в окно Вор-Кошмарник с такой осунувшейся, понурой рожей, что даже жалко его стало. — И не надо меня жалеть! — пресёк он мои гнусные намерения. — Я всю ночь общественно-полезным делом занимался, чтоб ты знала. Кошмары твои воровал, один за другим. Вкусные, обожраться можно. Но всё равно утомляет.
— Не припомню, чтобы мне ужасы снились, — почесала в затылке я и погладила почтовый ящик. Землетрясение тут же прекратилось.
— Ну разумеется, — проворчал Вор. — Потому что кое-кто успевал подцепить их прежде, чем они разрастутся в твоей голове.
Он скрылся в глубине мрачной тесной комнатушки, куда, казалось, напустили дыма. Не исключено, что ради разнообразия вкусовых ощущений он решил изжарить часть улова над туристической горелкой.
Я же продолжила гладить мохнатую стенку ящика. Моя ладонь ложилась на спутанную шерсть, а мысли всё толклись вокруг вчерашнего вечера, как рыбы на кормёжке в пруду.
Тем временем ящик разомлел от поглаживаний и широко раззявил свою зубастую пасть, обнажая изнаночный чёрный мех. Внутри оказалось прекрасное Ничто. В наших реалиях это означало целых двадцать четыре часа дополнительного времени, которое можно потратить на своё усмотрение. Исключительно редкий подарок небес.
— Раньше в твоих глазах было полно неба, а сейчас они горят. Безобразие, — констатировала Небываль-из-Пустошей, выйдя на крыльцо и окинув меня мутным взглядом.
Еще бы им не гореть! Я уже определилась, на что потрачу лишние двадцать четыре часа, и любовно, как сладкие леденцы, перебирала на языке: «Лес, лес, лес…»
— Причешись, лахудра, перед тем как почешешь в свой лес! — сварливо добавила Небываль. — Ты же не ведьма какая-нибудь. Ты фея, даром что рыжая. Причем довольно симпатичная фея, если гнездо на голове устранить. Иди, давай, приведи себя в порядок. Смотреть больно.
Охарактеризовав мою внешность столь нелестным образом, она прошлась мимо и как бы невзначай зацепила меня за щиколотку упругим хвостом. Лапы — мягкие, пружинистые — совершили несколько прыжков, а затем были небрежно расправлены совиные крылья. Тяжкий взмах — один, другой, третий — и ветер поднимает тебя над миром, а земля удаляется, мельчает дом, уменьшается Нойта, тоскливо глядящая тебе вслед…
Да, некоторые Иныжужи рано по утрам отправляются на охоту. А вечером, как порядочные труженики, возвращаются на всё готовое, приносят дохлую мышь в качестве сувенира, дерут когтями спинку дивана, толкают философские речи, чистят пёрышки и надоедают тебе по полной программе, чтобы не вздумал по ним скучать, если в следующий раз охота вдруг затянется на пару-тройку дней.