Последствия применения яда, выпавшие на долю Геракла и описанные в мифах, служат серьезным предупреждением для тех, кто делает расчет на биологическое оружие. Судьбы воинов, применивших его в древности, развивались по старинному фольклорному сюжету «отравленный отравитель», связанному с поэтическим изображением правосудия: каждый герой, который воспользовался ядовитым оружием, сам пострадал или погиб от яда – либо случайно, либо в качестве возмездия. Во многих примерах из современной истории войн явлен тот же эффект «отравленного отравителя», который, как и «огонь по своим», продолжает угрожать тем, кто открывает ящик Пандоры. Например, в 1943 году произошла самая страшная для союзных войск после Перл-Харбора катастрофа в порту: тысячи американских солдат и жителей итальянского Бари погибли от выброса ядовитого газа, когда американский корабль, тайно перевозивший 2000 химических бомб, подвергся бомбардировке немецкими самолетами прямо в гавани. Совсем недавний пример – многочисленные проблемы со здоровьем у американских солдат, уничтожавших биохимические боеприпасы Ирака во время войны в Персидском заливе в 1991 году. В 2003 году оказалось, что многие биологические вещества, на основе которых это оружие создавалось, поступали в 1980-е годы из США[99]
.Еще одна характерная черта мифологических сведений о биохимическом оружии – тесная взаимосвязь яда, патогенов и огня. Действие смертельных ядов и картины неугасимого пламени совмещаются в нескольких мифах, предвосхищая тем самым исторические свидетельства использования ядов и микроорганизмов в военных целях и изобретение греческого огня, а также более ранних зажигательных смесей на основе нефти (обычно их считают одними из самых бесчеловечных средств ведения войны). Яды, патогены и огонь – фактически прототип современного биологического оружия и химических зажигательных смесей. Удивительно, но эти стихии в сознании древних людей уже воспринимались совместно более чем за 3000 лет до изобретения современного бактериологического оружия, напалма и атомных бомб[100]
.Ядовитых снарядов, созданных для причинения ужасных страданий и мучительной смерти, опасались больше, чем битвы врукопашную мечами, копьями, топорами и палицами. Ядовитые стрелы убивали, но не только убивали. По словам Квинта Смирнского, они наносили «отвратительные раны, которые заставляли побледнеть самого могучего воина, приносили страдание и не подлежали исцелению». Простая царапина могла вызвать чудовищную ноющую боль и превратить храбрых воинов вроде Филоктета в жалкие стенающие создания. Даже великий герой Геракл сошел с ума от мучительной боли, выдирая с корнем деревья, переворачивая алтари и воя, словно дикий зверь. «Я был самым храбрым, самым могучим из людей, – ревел он, раздирая на себе пропитанную кровью кентавра Несса тунику, – но на меня напало такое зло, которое не может одолеть никакой храбрец!» Подобные картины выглядели особенно мрачно для культуры, в которой главную роль играла воинская этика, где храбрость и физическая сила ценились выше всего, а смерть в бою могла быть жестокой, но по крайней мере быстрой и почетной.
В древности, как и сейчас, приемлемые военные хитрости отделяла от достойных порицания методов весьма размытая линия. Например, идея Одиссея с Троянским конем кажется великолепной и достойной восхищения до тех пор, пока мы не узнаем, что она завершилась зверствами греков в адрес троянских женщин и детей. В других мифах говорится об отравлении рек и вина с целью убийства врагов, о смертоносных подарках, содержащих яд или горючие вещества. Но это нарушало представление о «честной» войне и ставило под сомнение значение смелости и воинских умений – как для победителя, так и для побежденного. Перед угрозой тайных ядов и биохимических хитростей доблесть воина не играла никакой роли, его физическая сила и боевая подготовка теряли всякий смысл. По словам Овидия, ядовитого оружия боялись и испытывали к нему отвращение, поскольку оно несло «двойную смерть»: с его помощью можно было уничтожить и самого человека, и его воинскую честь[101]
. Одно только количество великих воинов, сраженных ядовитыми стрелами в мифах, и многочисленные непредвиденные жертвы показывают, какой значительный эффект имела идея биологического оружия в античном мире. Последствия могли быть очень значительными. Обмакнув наконечники стрел в ядовитое или заразное вещество, воин серьезно увеличивал урон, наносимый ими, притом с безопасного расстояния. Отравленные стрелы давали преимущество плохим лучникам и слабым воинам. Даже если не удавалось попасть точно (как Парису, которому понадобилась направляющая рука Аполлона), яд обеспечивал серьезное поражение. Легко понять, насколько привлекательно такое оружие, и осознать, что жители Древнего мира изобрели его очень рано.