Иафет в поисках отца

Когда я рассказывал ей о прошедших днях моей жизни, с каким удовольствием слушал я ее замечания, которые все клонились к добродетели. С какой пылкой веселостью и добродушием упрекала она меня в легкомыслии, с какой непритворной милой улыбкой одобряла мои добрые качества. Как восхитительны были порывы ее красноречия, после которых легкий румянец покрывал ее щеки, когда она замечала за собою эти порывы энтузиазма. Но неизъяснимым удовольствием для меня был отказ Сусанны двум молодым людям, которые в продолжение шести месяцев неотступно хотели получить ее руку.

В конце этого времени, видя, что доходы мои с каждым днем увеличивались, я просил Кофагуса, чтобы он позволил мне платить ему за содержание и квартиру, считая со дня моего к нему приезда. Он согласился с моим справедливым требованием; таким образом я сделался совершенно независимым. Однако мне казалось, что моя любовь делала медленные успехи и не производила большого влияния на сердце Сусанны, но зато успех был верен и основателен. Я раз заметил ей, как счастлив Кофагус в своем супружестве, и она мне ответила:

— Без сомнения, Иафет, но он много трудился для этого и теперь собирает плоды.

«Она хочет сказать мне, — подумал я, — что я не имею еще права требовать руки ее до тех пор, пока не наживу состояния». И справедливо, что я ничего еще не сделал, и хотя доход мой был значителен, но это еще не упроченный капитал. Я чувствовал, что она была права, и удвоил свои старания и деятельность.

Глава LXV

Я не совсем еще был посвящен в секту, когда молодой квакер, очень нарядный, приехал в Ридинг. Он был принят в доме Кофагуса, и можно было надеяться, что будет женихом Сусанны, но она вовсе не отвечала его желаниям. Он был чрезвычайно ленив и все время почти проводил у меня в лавке. Откровенность его вскоре меня сдружила с ним. Но однажды, когда помощник мой вышел из лавки, он сказал мне:

— Друг Гнуланд, скажи мне откровенно: не видел ли ты меня прежде моего приезда сюда?

— Не помню, друг Тальбот.

— Ну, так моя память лучше твоей. И теперь, когда я заслужил твою дружбу, я напомню тебе о нашем старом знакомстве. Когда ты был еще богатым Ньюландом, для которого открыты были лучшие лондонские гостиные, когда ты жил еще с майором Карбонелем, я был тогда поручиком гвардейского драгунского полка.

Я молчал от удивления и глядел ему прямо в лицо.

— Да, — продолжал он, захохотав во все горло, — таковы-то на свете дела. Вы, без сомнения, полагали себя единственным молодым человеком, превратившимся в квакера, но теперь вы видите перед собою другого. Не думайте же быть фениксом между нами.

— Теперь я вас припоминаю, а вы знаете мою биографию, следовательно, легко можете угадать причины, заставившие меня вступить в общество квакеров. Но вы каким образом сюда попали?

— Это, Ньюланд, вам надобно хорошенько растолковать. Я согласен, что несчастье меня сюда затащило, но не скажу, чтобы я был несчастлив; напротив, я чувствую себя здесь как нельзя лучше. Мне бы надобно было родиться квакером, но во всяком случае я теперь квакер и по характеру и… Но я завтра приду к вам пораньше, и если вы отошлете куда-нибудь вашего помощника, то я вам расскажу все мои похождения и уверен, что они останутся между нами тайной.

На другой день он пришел ко мне, и только что мы остались одни, он начал свою историю.

— Я совершенно помню, Ньюланд, когда вы были в вихре света, и хотя я не имел чести быть с вами коротко знакомым, однако мы кланялись. Я не могу удержаться от смеха, видя себя и вас квакерами. Но это в сторону. Все семейство наше было в военной службе, и каждый Тальбот был воином, и это для нас было так необходимо, как рыбе вода. Итак, я служил в военной службе, любуясь своим мундиром, между тем как дамы любовались мною. Прежде, нежели я был произведен в поручики, мой отец умер и оставил мне, как младшему брату, четыреста фунтов в год. Дядя мой говорил, что этой суммы достаточно для меня, потому что Тальботы сами пробивали себе дорогу. Но я вскоре заметил противное, и, чтобы хорошо содержать себя в гвардии, нужен был доход гораздо значительнее. Дядя советовал мне перейти в полк действующей армии. Я исполнил его совет и был отослан в Индию, где шла война с французскими колониями. Я поспешил туда в надежде возвратиться назад со славою, которая до того времени была неразлучна с Тальботами.

Нас высадили на берег, и я с большим трепетом слушал полет пуль и тогда только узнал то, что прежде мне никогда не приходило в голову, а именно: что я вовсе не создан для войны и что очень ошибся в выборе службы.

— Что хотите вы этим сказать?

— Я хочу сказать, что мне не доставало одной воинской добродетели — храбрости, — которою отличались Тальботы.

— И вы прежде никогда об этом не думали?