– А что, поменялась бы со мной? – осторожно спросил Бессмертный, хоть и видел, что не в том настроении Абыда, чтобы смеяться. А всё-таки – вдруг ободрится.
Разозлилась. Ободрилась. Сдвинула брови, распрямила спину, стала похожа на себя прежнюю век назад. Отстранённо улыбнулась:
– Ладно. Кому что дано, кому что суждено.
Перебрала пальцами в воздухе, подзывая дощечку. Повела ногтем по дереву, и на жёлтой берёзовой коре зажглись белые буквы.
– На, – подвинула дощечку Кощею. – Мало ли со мной что будет – отдашь ей.
– Решилась, значит? – тревожно спросил Кощей. – Ну, правильно. Правильно.
– Мне твоё одобрение не нужно, – хмыкнула Яга. – Я ведь совета-то не просила.
Бессмертный умолк. Абыда посидела, раскуривая ветку смородины, пожевала дымный черенок. Задумчиво произнесла:
– Крепко в ней борется человеческое с Пламенем, сердце с даром. А теперь, как сердце в лапах Кереметовых побывало, – тем более.
Глянула холодно, спокойно. Добавила:
– Раз так цветы не помогают, в отваре, – остаётся только прямо к сердцу приложить.
***
Стелились вдоль тропинки дымные гроздья, неслышно ступали позади призрачные волки и скакуны. Ярина шагала, глядя под ноги. Изредка поднимала голову, силясь разглядеть солнце, но сквозь белое марево пробивалась только жидкая хлябь.
– И люди, и нелюди об этом знают, – говорила Яга, отводя ветви и раскидывая посохом клочья тумана. – Кто верит, кто не верит. Кто-то Даром называет, кто-то – Силой и Словом. А мы, Яги, Пламенем зовём. Пурпурным и Белым, кому какое досталось. И если досталось оно не с рождения, плохо может прийтись. Дух растёт, а тело за ним не поспевает. Или сила растёт, а душа медлит. Это с тобой и приключилось. Поэтому и хвораешь так часто.
Ярина наклонилась над кусом ежевики, сорвала сухую, тёмную ягоду. Поднесла на раскрытой ладони к лицу.
– Вот так?
– Вот так. Силы в ягоде ещё видимо-невидимо, а кожура съёжилась, осень сок вытянула.
– И что делать?
– Ягоде не поможешь. А вот Ягу оставлять с таким недугом – плохая затея. Мы с тобой, глазастая, идём на туманную тропку. Там дух и тело встречаются лицом к лицу. Они поладят – и прочее наладится.
Ярина сжала в ладони ягоду; выкатилась круглая капля, густая, вязкая.
– А если не поладят?
– Поладят.
Абыда взяла ученицу за руку, испачкалась в ягодной крови. Глянула сверху вниз.
– В Хтони не боялась, с Кереметом разговаривала, а туманной тропинки испугалась?
Ярина промолчала. Качнула головой. Кивнула.
– Вот и джечь, – откликнулась Яга, но откликнулась отстранённо, будто сама загляделась на небесный туман. – Вот и джечь. Только, Яринка, я с тобой не смогу дальше оврага пойти. Одна… пойдёшь?
Сердце сжалось в комок. Вспомнилось, как сама стояла у края оврага, всматривалась в лиловые струи на дне. Боялась выпустить руку наставницы, боялась, плакала, до тех пор боялась, пока Окомира сама не выдернула ладонь, не ушла в туман, оставив её на краю обрыва.
Ярина кивнула, не поднимая глаз. Окуренная смородиновым дымом, ступала ученица Яги неуверенно, мягко, слова добирались до сознания будто сквозь хлебный мякиш.
Плечи свело и руки. Пересиливая себя, шагала Абыда вперёд, вела по туманной тропе Ярину. А когда показался впереди заросший татарником, шиповником, осенней резедой овраг, остановилась и вытянула из-за пояса коробок.
– Возьми. Там, дальше, пригодится тебе.
Ярина послушал взяла в руки коробок, повертела, убрала в карман. Даже не спросила, что там. Абыда открыла рот объяснить, и в овраге взметнулось пламя.
«Не успела. Не успела!»
– Ярина! Ничего не бойся! Иди на пламя, только вперёд иди, ничего не бойся! И придёшь домой.
На онемевших ногах, с тяжёлым сердцем, не оглядываясь, бросилась Яга назад по туманной тропе. Не выдержала, обернулась у самого поворота на знакомые лесные дорожки. Ученица стояла перед лиловой стеной, не шевелясь, – тонкая чёрточка, иголочка среди пламени.
***
Ярина стояла у самого краешка, удивляясь, как пламя не обжигает. Ветер теребил сарафан, искры кололи голые ноги, щекотали лицо. Яра потянулась к лиловым лентам, тронула их, как шёлк, гадая, что дальше.
Не было страха, и любопытства не было. Только переступила с ноги на ногу, вздохнула про себя: холодно. Поскорей бы домой. Корке обещала сахарную маковую голову испечь – если не испечь, обидится. Но и Абыда обидится, если назад повернуть, к избе. Она сказала – вперёд, вперёд, и придёшь домой. Но как изба окажется впереди, если она – сзади?
Стоило об этом подумать, как пламя разошлось, и узкая тропка, присыпанная лунным осенним светом, потянула за собой над оврагом, как колдовской клубочек. Ярина сделала шаг, и огонь разошёлся шире. Сделала ещё – и пламя сомкнулось за её спиной. А впереди расступился лес, и деревья в нём были до самого неба, макушкой чиркали звёзды, а травы росли до плеч, белёсые в свете широкой луны. Ярина втянула странный запах, удивительный, незнакомый – ягод каких, что ли? – и осторожно пошла вперёд, будто по болоту, как учил Вумурт: легонько ступай. Проверяй сначала, потом наваливайся. Легонько, как пёрышко…