Яга Абыда

– Такая твоя доля, – насмешливо хмыкнул Кощей, надкусывая перепечь. Жирный горячий бульон брызнул на костлявые пальцы. – Умеешь, матушка, перепечи делать. Ни одна Яга так не могла.

– Много их было на твоей памяти, – фыркнула Абыда.

– Да, почитай, все, не зря Бессмертный. И ты давай, блюдце-то от меня отодвинь, а то всё разом и съем, девочке не останется. Где она, кстати, ученица твоя?

– Рано ей пока. Я в тесто берёзовое перо покрошила, пообвыкнуть надо в лесу, прежде чем есть такое. Откуда мне знать, откель она ко мне попала? Из какого года, из какого города… Пустила гулять пока, со двором знакомиться.

– Не боишься?

– Как не боюсь. От сердце-то уж сколько ломтей оторвано. Ещё один терять не хотелось бы, – проворчала Яга, шлёпая Вумурта по животу: – Ай, наелся уже, хватит тебе, болезный! Ишь, талы16 вылупил, ищет, чтоб б ещё пожрать! Хватит. Возьми в подполе Глоток Надежды, отлей две капли – на все пруды твои за глаза хватит. Шагай давай.

Дождавшись, пока Вумурт, побулькивая, сполз по ступеням в погреб, Абыда негромко добавила:

– Помнишь, была у меня беленькая, ласковая? Оксиня. Вот её уж от всего берегла, как могла. И монисто заговорила, и в отваре отводящем каждую луну купала. А что с ней случилось, помнишь? Уж лучше б не берегла…

Яга подпёрла щёку кулаком, глянула сквозь время в прошлое. Кощей похлопал её по руке.

– Значит, судьба такая была. Если одна ветка обломится, другая побег даст.

– Верно, батюшка, – кивнула Абыда. Подняла голову, посмотрела пустыми посветлевшими глазами: – А девочку Яриной звать. Красивое имя. Неделю проживёт – надо будет о втором поду…

Во дворе грохнуло, пошёл дым, крепко запахло грибами, солью и нутром колодца.

– Разрыв-траву нашла, – ахнула Абыда.

– Проживёт, – засмеялся Кощей и белым ногтем проткнул тонкое, вздувшееся на перепече тесто.

***

Когда Яга выскочила во двор, вдоль ограды, осаживая коня, метался День. Вихрем облетал поляну перед избой, поднимал звон и пыль.

Ярина, съёжившись, сидела на земле у бани. Зрачки её так и мелькали, так и бегали туда-сюда, едва поспевая за поджарым медногривым конём. Пальцы впились в землю; из рыхлой осенней почвы проклёвывались рубиновые цветы.

Заметив Абыду, Ярина тряхнула головой и закатилась смехом. Яга опешила, но уже мгновенье спустя поняла, что девочка плачет, а не хохочет. Гаркнула, чтоб докричаться сквозь грохот и ржание:

– Чего разрюмилась?

Копыта взметали вихри палой листвы, солнце, следуя за всадником, как ошалелое сияло над двором, тренькали сбитые с толку пичуги.

– Что, всякая лошадь тебя напугать может?

– Я в него травой бросила. А он ещё хуже…

Вот оно что. Дню Красному, у которого конь и без того резвый, разрыв-травой в лоб попало. Он поди и сам теперь остановиться хочет, да как?

– А ну стой! – властно велела Яга, шагая к бане. Фыркнул красный конь, прокричал что-то красный всадник; у Абыды розовые пятна проступили на щеках, не удержалась, грозно крикнула: – Энзуль17! Придержи своего коня, нечего девочку пугать!

А сама наклонилась над Яриной, цепко взяла за плечи:

– Поднимайся. Пока сиднем сидишь, всякий враг тебя выше.

Девочка обмякла в руках – ни огня, ни искорки. Абыда тронула Яринин локоть, прислушалась. В первый миг ничего не услышала, и во второй – тишина. Только в третий различила, как слабо-слабо бьётся под кожей огонёк. Обхватила сухими длинными пальцами узенькое запястье, направила кисть вперёд, на всадника:

– Обожги-ка его слегка. Представь, будто горячим горохом швыряешь.

– Я не хочу обжигать, – всхлипнула Ярина.

– Хочешь, чтоб он так весь день, до самой ночи скакал, тебя развлекал?

– Нет…

– Так давай, прогони! Всякому спуск давать будешь – сама спустишься ниже некуда.

– А по-другому можно? Не горохом?

– Можно. Пламенем можно.

– Нет! Не пламенем! Просто прогнать, чтобы не больно…

– Ишь, болезная нашлась, – поморщилась Яга. – А ну, сейчас же давай! А то сама тебе всыплю!

Ярина зажмурилась и махнула рукой. Золотые осенние мотыльки оторвались от пальца, роем налетели на морду коня. Конь заржал, взвился. Засмеялся всадник. Один из мотыльков сел ему на шапку, расправил крылья и замер, как янтарная брошь. Всадник отсалютовал – брошь сверкнула, поймав солнце, – пришпорил коня и плавно поворотил к лесу. Шаг, шаг… А следующего и не было: конь взмыл в воздух, оставляя за собой жаркий ветер и отзвук лета – горячий, малиновый. Секунда, другая, и след затянулся, снова всюду стояла осень, а День Красный мелкой точкой алел над верхушками сосняка.

– Спуску им не давай, – повторила Абыда, отпуская Яринину руку. – Ты, хоть и мала ещё, а здесь, со мной жить будешь. Все лесные знают: с Ягами шутки плохи. Но пока силу твою не почувствуют, так и будут колобродить. Вставай. Что как куль развалилась? Некогда нам с тобой сидеть. День долог, а век короток.

– Сил нет, – прошептала Ярина.

– Сейчас нет – зато в следующий раз рассчитывать будешь. Я тебе что говорила? Горохом всыпь. А ты бабочек натворила, на красоту потратилась. Грошовая это красота, Ярина. Поднимайся. Я пироги рябиновые напекла, поешь – полегчает. Чёрточки-то тебе показывать?

– Да…

– А нитку кто в иглу вденет?