Йагиня. Тайный Дар

А из Грезы родом многие великие менестрели и сказители. Говорят, там театральных подмостков – не счесть, и на всех с утра до ночи идут представления! Даже не верится, поглядеть бы самой… Чем знаменит Квакушин, я не слышала, но наверняка тоже есть в нем что-то особенное...

Я же, кроме Штольграда да весок и не видела больше ничего…

Для транспортировки коловертыша пришлось взять отдельную удобную корзинку для еды, с крышкой, на дно которой постелила старое одеяльце Игрека и его подушку, любезно предоставленные мне хозяином дома. Похоже, мелкий бесенок знатно его повеселил.

В пути чародей был учтив и вежлив, и даже воздерживался от своих неприличных намеков.

Не знаю, может его смущало присутствие Даньки, а может близость графства. Вот ей-богу, если бы не братец с сестренкой и не то, что мы итак задержались в Штольграде, нипочем не сунулась бы туда. Ни за какие коврижки.

Одно радует, что песиглавцам для того, чтобы обойти сие графство предстоит сделать нехилый крюк, а мы, если удастся без проблем проскочить эти земли напрямую, восполним потерю драгоценного времени.

О графе де Менферском ходила очень дурная слава.

Мол, и людоед, и душу самому Чернобогу продал, и заблудших путников умерщвляет, а потом очень медленно воскрешает и опять по новой… Словом, играет мужик в некроманта. Однако, со слов мага, императорские проверки неизменно показывали, что в графстве стоит тишь да гладь, ну оно и понятно.

Это ж какой нормальный маньяк, не окончательно тронувшийся разумом, будет сам себе могилу рыть? Понятно, что прибывающих сюда с посольской миссией хлебом-солью встречали и отправляли восвояси подобру-поздорову, с отчетом, что все в графстве в полном порядке.

Однако более никого, кроме императорских послов в графство не пускали, отваживали и отваживали порой очень жестоко. Ходили нехорошие слухи об отрезанных частях тел путников, складываемых оным же в карманы, и части эти сами-собой прирастали на те же места, откуда и были отрезаны, стоило им покинуть границы Менферы.

Мне всегда казалось, что это все бабские россказни, детей пугать, но сейчас, приближаясь к проклятому графству, проверять, правда это или ложь, на своей шкуре не хотелось.

И кому пожалуешься? Кому признаешься, что тебе страшно? Чародею?

Который снисходительно улыбнется и начнет рассказывать о своих не самых приличных планах в отношении меня, а чего доброго еще, руки начнет распускать, дескать, чтоб утешить? Нет, уж, спасибо, от марша взбунтовавшихся гормонов как-нибудь воздержусь.

Или коловертышу?

Так бесенок с самого начала, утром еще сообщил нам, о том, что решение ехать через графство Менфера могло прийти в голову только малоумным, оглашенным, баламошнутым балябеням*. (*Баляба — рохля, разиня, баламошка — дурачок, полоумный, зряшный (простонародное)) Столько эпитетов в адрес наших с чародеем умственных способностей лесной бесенок редко за один раз выдавал.

В числе прочего он сказал, что нам еще аукнется наше твердолобие, «елдыги вы дуботолкие»* (* Дуботолк (Дроволом) — дурак, елдыга — бранчливый (простонародное)). И что ежели у нас своего ума нету и отродясь не бывало, и своих жизней нам не жалко, то пощадили бы его безвинно готовящуюся отойти в Навь молодую душу. Увидев, что ни оскорбления, ни угрозы, ни мольбы на нас не действуют, Данька забрался в свою корзиночку и крышечкой ее закрыл, чтобы «глаза мои вас дураков не видели». Что на такое скажешь?

Я отчаянно храбрилась и через силу улыбалась чародею, а тот снисходительно поглядывал на меня, мол, и не из таких приключений сухими из воды выходили.

Сударь Лиодор попробовал было отвлечь меня от тяжких раздумий своими глупостями – мол, как я хороша в этом дорожном платье, и цвет мне как к лицу, и перчатки подчеркивают изящество запястий, но когда он дошел до хрупких, словно из мрамора выточенных светлыми ангелами щиколоток в дорожных башмачках в тон платью, я не выдержала, и держа перед собой на вытянутой руке заговор, хмуро пообещала:

- Навек лысым оставлю!

Судя по тому, что чародей поперхнулся и замолчал, подействовало. Ну, что-то там пробурчал себе под нос о современных эмансипированных барышнях, которые и комплиментов-то толком слушать не умеют, и все. Но, главное, что замолчал. Потому что нервировал знатно.

- Данечка, - пропела я, положив руку на корзиночку с бесенком.

В ответ корзиночку изнутри лягнули задней лапкой, и ничего не ответили.

- Данечка, - повторила я попытку вызвать коловертыша на разговор.

- Ты такой умный, все знаешь, - начала я разливаться соловьем, чем привела в движение брови сидящего напротив чародея.

- Такой красивый, сильный, ответственный, - продолжала я, поскольку из корзиночки лягаться перестали, стало быть, внимательно меня слушали.

- Дань, ты самый большой умница, из всех коловертышей, которых мне доводилось встретить, - пела я.