Ягодка опять (СИ)

— Кто? Почему на тебя… охотится кто-то?

Молчит. Смотрит в сторону. Потом переводит задумчивый взгляд на меня, и я вижу, как он внезапно опять начинает менять свое выражение. Наклоняется ко мне поближе, пальцами нежно касается моей щеки.

— После. Давай обсудим все это после. И с трупом разберемся тоже… потом. Я ведь уже и надеяться почти перестал… Не первый раз сюда приезжаю. А тебя все нет. А я каждый раз мечтал, думал о том, как это все будет… В общем, не порти момент своей болтовней! Лучше скажи: ты мне рада? Думала обо мне?

— Еще б не думать!

Смеется на этот раз совершенно счастливо и решительно берется за пуговички на моей блузке. И опять все повторяется как в прошлый раз. Что за безумие на меня находит, стоит этому незнакомому мужику ко мне прикоснуться? И почему так получается, что мне нравится в нем все: запах его кожи, вкус его поцелуев, ритм, который он предпочитает в любви, его нахальство и самоуверенность, которые проявляют себя в постели столь же ярко, как и в «обычной жизни»?..

Когда все заканчивается, приподнимаюсь на локте и смотрю на него. Лежит. Молчит. Глаза закрыты. На лице неясная мечтательная полуулыбка. Рассматриваю его, пока есть такая возможность. Хорош, сволочь. Чудо как хорош. Мужчина в расцвете лет и силы. Руки перевитые мышцами — прекрасной лепки. Плечи широкие. Талия как у юноши — никакого тебе пивного пуза и в помине… Кожа загорелая. Так хочется до нее дотронуться, погладить, пройтись рукой вдоль всего его расслабленного тела. Но все еще испытываю неловкость касаясь его. И что за странный психологический феномен? Спать с ним — очень даже ловко и целовать всюду тоже, а вот руками пощупать… Нет, так и не могу. Просто смотрю. Взгляд невольно зацепляется за круглый шрам на левой стороне груди… Все-таки решаюсь и неловко дотрагиваюсь до него пальцами. Саша тут же прихлопывает мою руку своей ладонью, прижимает ее к груди и распахивает глаза.

— Его нашли?

Морщится.

— Кого? Того парня, что стрелял?.. Нет. Но это не главное. Главное, что обошлось. Провалялся в больнице, правда, долго… И теперь беречься серьезно приходится. Кто знает, когда опять избавиться от меня попробуют? Не боишься?

— Нет.

— А надо бы…

Внезапно мрачнеет. Кто же он такой, что сплошной криминал вокруг?..

— Ты бандит?

Даже вытаращивает глаза от возмущения.

— Нет, с чего взяла?

— А зачем еще, если не для того, чтобы от кого-нибудь скрываться, тебе могло понадобиться снимать здесь дачу? Да еще зимой, когда тут ни единой души на несколько верст вокруг.

Хохочет.

— А я и правда скрывался. Но это совсем не значит, что я бандит. Просто… Просто настроение такое было. И вообще… Иногда так хочется скрыться. Совсем. Чтобы ни одна собака…

Хмурится. Потом внезапно снова веселеет.

— Кстати о собаке! Что с тем псом?

— У меня живет.

— Неужели забрала?

— Забрала.

— И как его теперь зовут?

Смущаюсь.

— Шарик-Бобик.

Хохочет. А потом снова прикрывает глаза и расслабляется. На лице опять растекается мягкая неясная улыбка. Бормочет:

— Хорошо-то как с тобой…

Потом вдруг снова открывает один глаз.

— Кстати, как тебя-то зовут? А то получится как в том анекдоте: хорошо-то как, Света. Да я не Света…

— Надежда. Надя.

— Хорошее имя. Главное — редкое.

Смеюсь дежурно. Набираюсь храбрости заговорить о ребенке. Но опять опаздываю. Он притягивает меня к себе и снова принимается целовать. Может, это трусость, а может причина в ином, но опять вместо того, чтобы сказать о своей беременности, принимаюсь отвечать на его поцелуи с не меньшей увлеченностью. Оказывается я очень сильно соскучилась по нему. Оказывается то, что происходит сейчас между нами, для меня важно. Очень важно…

Однако после, когда он снова лежит рядом, пытаясь выровнять дыхание и уперев отрешенный взгляд в потолок, все-таки решаюсь заговорить. Хоть и очень страшно.

— Мне, правда, надо тебе сказать кое-что действительно важное. Так сложно начать… Но раз ты жив, должен знать…

Видно что-то в моем голосе, в интонациях есть такое, что заставляет его резко приподняться.

— Ну говори.

Отвожу глаза, но потом все-таки нахожу в себе силы смотреть на него, а не в сторону, как мелкий воришка пойманный на месте преступления.

— Я беременна. От тебя. С того первого раза.

Сказать, что он выглядит потрясенным, значит не сказать ничего. Даже рот приоткрылся.

— Но… Как?.. Почему?..

— Почему не сделала аборт?

Кивает. По сути нервно дергает головой.

— Потому что, как сказала моя подруга — идиотка я. Думала, месячные перестали приходить из-за нервотрепки и вообще из-за климакса, а потом, когда сообразила что к чему, уж больше четырех месяцев прошло… Еще можно было избавиться, но… В общем не захотела. Решила, что буду рожать. Будет у меня еще один ребенок. Еще один сын. Выращу как-нибудь. И мне не так одиноко. И по тебе память… Считала ведь тебя мертвым. Как-то мне казалось подлым убить последнее, что, быть может, от тебя на земле осталось…

— И правда — идиотка.