Ягодка опять (СИ)

Лохмачу ему волосы и перевожу взгляд на входную дверь, которая начинает открываться. На мгновение замираю. А потом даже дыхание перевожу — оказывается какое-то время не дышала. Нет… показалось. А ведь сначала вдруг решила, что Александр Петрович… Ну, Александр ведь… Нет. Просто что-то общее есть. В фигуре — тоже стройный и высокий. И волосы темные… И очки на носу… Ну и принюхивается он, стоя на пороге, в точности так, как Саша в тот первый раз… И выражение лица при этом такое же — мечтательное до крайности.

— Чем это так восхитительно пахнет?

Отвечает Ванька, при этом в припрыжку носясь вокруг меня.

— Тетя Надя пирожки к нашему приезду испекла! Ура! Ура! Теть Надь, а что еще? Не только ведь пирожки?..

Смеюсь.

— Не только. Суп с фрикадельками, твой любимый. И картофельная запеканка с мясом и грибным соусом.

— Круто! — и Александр Петрович, и Ванька произносят это с одинаковым сосредоточенным выражением на лицах и смотрят на меня одинаково.

Вздыхаю. Придется пригласить…

— Останетесь на обед?

— Не смогу отказаться. Просто не смогу.

— Тогда мойте руки.

Во время обеда Ванька трещит безостановочно. Рассказывает про Лондон, про свою новорожденную сестру — какая она с виду страшная.

— Но Арина сказала, что это только сначала. Потом получше станет.

— Обязательно станет. Все детки поначалу на старичков сморщенных похожи. А потом отъедаются.

— Теть Надь, а мне вот интересно, а грудное молоко вкусное? Я пытался вспомнить, но нет, не помню.

— Не знаю, Вань. Я свои детские впечатление от него, конечно, тоже не помню, а когда у меня свои малыши появились, не пробовала.

— А почему?

— Как-то и в голову не приходило. Да и потом моя тройня все подчистую выпивала, мне на пробу просто ничего не оставалось.

— А как вы их кормили? Троих? — округляет глаза и недоверчиво смотрит на мою грудь. Даже краснею, смутившись. Но отвечать как-то надо.

— По очереди. Это было ужасно. Просыпались они одновременно и сразу начинали орать. Кормишь первого, а два других надрываются.

Ванька смеется, а гость только головой качает. Присматриваюсь к нему. Все-таки на кого-то он похож. Не на Сашу, нет. Тут со мной просто моя так некстати приключившаяся влюбленность злую шутку сыграла. На кого-то из тех, кого я раньше знала. Не могу удержаться от вопроса:

— Мы с вами раньше никогда не встречались?

— Сам только об этом и думаю. Что-то очень знакомое, а вот что?..

— Быть может через моего бывшего мужа? Его зовут Игорь Вербицкий.

Удивленно вскидывает брови, но потом качает головой.

— Слышал о таком, но нет, лично не знаю. И потом у меня такое ощущение, что наше с вами знакомство никак не связано с моими рабочими контактами.

Склоняет на бок голову, одновременно задвинув на место сползшие очки, и ровно в этот момент я его узнаю. Даже руками всплескиваю. Шурка! Тот самый Шурка, который в пионерском лагере так безнадежно и преданно вздыхал по моей подруге Любке. Осматриваю его еще раз, уже вооруженная новым знанием. Вот тебе и тихий несуразный очкарик, которого даже дразнить и то было как-то неловко — лежачих не бьют. Теперь вот руководитель крупной компании. Умопомрачительная карьера и не менее умопомрачительные перспективы на будущее…

Сидим, смеемся, вспоминая детские годы.

— А знаешь, я тем мальчишкам, которые меня тогда со свету сживали, так благодарен. Словами не передать. Не родители, а именно они из меня воспитали бойца. Всем, чего я достиг, я обязан той злости, которую они во мне выпестовали. Самые страстные, самые яростные мечты у меня тогда были только о том, как я вырасту, стану космонавтом или генеральным секретарем ЦК КПСС — это мне было совершенно не важно, главное каким-нибудь всем известным и очень крутым парнем, и так утру нос моим мучителям, что любо-дорого. Ну и лез наверх, только кости трещали.

— Ты молодец.

Смеется.

— Сам знаю.

Жду вопроса о своей подруге. Немного мнется, болтает о том, о сем, но все же я оказываюсь права — спрашивает.

— А помнишь ту девчонку? Дылдой ее все дразнили…

Хохочу, довольная тем, что не ошиблась. Тут же насупливается, опять привычным жестом нервно поправляя очки.

— Чего смеешься-то?

— Это я так, не дуйся. Забавно просто… Хочешь, познакомлю вас заново? Любка ведь моя лучшая подруга.

Трясет головой отрицательно и очень решительно.

— Нет. Спасибо.

После обеда еще сидим какое-то время болтаем, но время позднее, Иван начинает клевать носом. Выразительно смотрю на Александра Петровича — на Шурку, после того, как вспомнили друг друга, сразу перешли на ты. Наконец до него доходит. Вскакивает и начинает торопливо прощаться. Провожаем его с Ванькой до машины под пристальным взглядом приникшей к окну сторожки Маши. Тоже не сам за рулем — шофер имеется. Какие все крутые кругом! Из своей будки тут же выскакивает мой пес и начинает с визгом носиться, натягивая поводок. Ванька бросает нас и бежит к нему. Поздороваться еще раз.

— Должно быть это и есть Шарик-Бобик?

— Он. Своей собственной дворянской персоной.

— Смешной. А как получилось имя-то у него такое?

Мрачнею. Лишний раз вспоминать…