Ягодное лето

Алек был хорошим ребенком, очень любимым матерью. Им было нелегко. Кошмарный развод сломал эту хрупкую женщину, словно былинку, и она целое лето не могла выйти из состояния депрессии. И все же сын ее не нуждался ни в чем: всегда чистая одежда, любовь и вечерний разговор с мамой на всякие животрепещущие темы. Хотя с деньгами было не очень, он ходил в хорошую школу, где в классе было мало народу и он мог развивать свои интересы и способности. А интересовался он много чем: мореплаванием, самолетами, кунг-фу, как обычно и бывает у мальчишек в его возрасте. Но самой большой его страстью были лошади.

На плакатах, которыми были увешаны стены детской Алека, мчались галопом по нескончаемым изумрудным лугам великолепные сивки, чудесные гнедые и демонические, черные как ночь, вороные. Изящные арабские скакуны, смешные, коротконогие тяжеловесы – Алек любил их всех. И поскольку лошади на плакатах были подписаны – знал их всех по имени.

Во время последних каникул мама устроила сыну сюрприз: они оба в июле поехали в Буковый Дворик и уже через неделю пребывания там могли неплохо держаться в седле и скакать верхом по окрестным лесам.

Алек был очарован, мама счастлива. Прощаясь с местными жителями перед отъездом, они обещали, что обязательно вернутся в следующем году.

Но этого не произошло.

В мае следующего года с Мартой связался директор одного из детских домов и обратился к ней с просьбой принять на обучение одного из неблагополучных подростков. Марта, у которой и своих хлопот был полон рот, хотела было уже ответить отказом, вежливым, но решительным, но когда услышала имя и фамилию мальчишки и его короткую биографию – тут же дала согласие.

И уже на следующие выходные Алек приехал в Буковый Дворик. Повзрослевший, похудевший, замкнутый. От общительного, румяного, смешливого мальчишки, каким он был год назад, не осталось и следа.

Марта сердечно его обняла. Раньше он обнял бы ее в ответ и обязательно поцеловал в щеку, а сейчас высвободился из ее объятий с явным неудовольствием.

Она это понимала.

– Пойдешь в конюшни? Наша новая инструктор как раз вернулась с прогулки и может с тобой позаниматься. Окей? Фирма дарит тебе индивидуальные занятия…

– Я ничего не хочу задаром, – буркнул он. – Я заплачу наличными.

– Наличные оставь на яблоки для Лизуна (так звали любимого коня Алека). Перед прогулкой почисти его и надень седло. Кто-нибудь из ребят тебе поможет.

Габрыся подъехала к конюшне и сползла аккуратно со спины коня, мечтая, как всегда, что когда-нибудь сможет соскочить на землю легко и красиво. Она взяла вожжи в одну руку и уже собиралась войти внутрь денника, ведя за собой коня, как вдруг услышала быстрые шаги и детский голос:

– Бинго! Как ты вырос!

Она с интересом выглянула из-за спины коня.

К ним бежал светловолосый, симпатичный парнишка – голубые глаза, с безграничной влюбленностью смотрящие на Бинго, горели радостью. И тут вдруг взгляд мальчика упал на Габрысю. И мальчик… остановился как вкопанный. Глаза его потемнели, губы скривились в гримасе ненависти, кулаки сжались сами собой.

– Это ты! – закричал в ярости. – Это ты! Ты… мерзкая, подлая женщина!

Габрыся онемела, а мальчик продолжал, стоя на месте, кричать ей в лицо:

– Ты… ты тварь! Ты… ты… ты убила мою маму!

У него затрясся подбородок, в глазах появились слезы:

– Чтоб тебе провалиться! Чтоб тебе сдохнуть – причем долгой и мучительной смертью!

Выкрикнув эти слова, он развернулся и побрел прочь.

Габриэла постояла еще немножко, словно жена Лота, а потом бросилась за мальчишкой в погоню, хотя он и не убегал.

– Мальчик, мальчик, постой! Стой! Что случилось? А кто такая… то есть кто была твоя мама? Кто-то из моих коней сбросил ее? Мальчик! Да мальчик же!

Она ковыляла за ним изо всех сил, стараясь догнать.

– Никакой конь ее не сбрасывал! И никакой конь ее никогда не обидел, потому что она была добрая и хорошая! Только такая подлюка, как ты, и такой мерзавец, как он, только вы могли…

Габриэла споткнулась и во весь рост растянулась на земле.

Мальчик уставился на нее в сомнении.

Как бы он ни злился, а помочь этой подлой калеке надо было.

Он неохотно приблизился к ней, потянул ее за руку, помогая подняться.

– Ты расскажи, что случилось, – попросила Габриэла умоляюще. – Я и понятия не имела, что из-за меня кто-то…

– Умер, – отрезал он. – После того как ты меня у нее отобрала – она умерла.

– Умер… после того как я тебя…

Габриэла смотрела на мальчика ошарашенным, непонимающим взглядом.

– Но… я тебя не знаю, мальчик. Я тебя первый раз в жизни вижу.

– Ну и зачем ты врешь? – снова разозлился он. – Хочешь себя выгородить? А надо было думать там, в суде, и понимать, что моя мама этого не переживет!

Он хотел снова уйти, но Габриэла схватила его за руку:

– Да в каком суде? – воскликнула она с отчаянием. – Я в жизни ни в каком суде не бывала!

Алек посмотрел на нее внимательно:

– Ты не… адвокат?

– Адвокат? Да никогда в жизни! Я, слава богу, дрессировщица лошадей!

Через полчаса в полном согласии они ехали бок о бок верхом, летний ветерок обвевал им лица, а луг тонул в зелени и солнечном свете.