Ягодное лето

– Я вас прошу помочь Павлу, я заплачу за вашу работу. Прошу помочь мальчику – за это вам заплатит тот, кто наверху. А Оливер… он свободный человек и никак не может быть объектом торговли или обмена, извините… И я никак не могу заставить его…

– О, об этом не волнуйтесь! – быстро заговорила Малина. – С этим я сама справлюсь! – и умолкла, видя неприязненный взгляд девушки. – Я хотела сказать… попросить только… чтобы вы… чтобы он… чтобы вы его не соблазняли…

– Я не буду его соблазнять, – ответила Габрыся. – И раз уж вы сами об это заговорили… Я возвращаюсь к вопросу об Алеке. Когда я вернусь из Туниса – я бы хотела забирать его к себе домой на выходные и праздники. Если вы можете мне в этом помочь…

– Никаких проблем, пани Габрыся! – в Малине проснулась надежда. – К вашему возращению с Алеком, наверно, еще не успею, а вот Павел уж должен быть свободен.

– А вы… Вы знаете, где он сейчас живет? – спросила Габрыся, с трудом подбирая слова. Вообще-то она не хотела от этой женщины ничего, вообще ничего! Но только она могла…

– Разумеется. Вот его адрес, – и Малина написала адрес на своей визитке.

Габрыся холодно поблагодарила и ушла.

А Малина улыбалась.

Она начинала разговор с совершенно проигрышной позиции, а в конце его добилась полного успеха. Как всегда, она добилась того, чего хотела…

Уже почти вечером Габриэла наконец добралась до маленького поселка под Варшавой, где Добровольская прятала сына.

Габрыся стояла перед обшарпанным домом, который, вероятно, еще помнил войну – по нему, похоже, стреляли из танка. Некоторое время Габрыся вела с собой внутреннюю борьбу: входить или не входить? В конце концов она все-таки двинулась по темной неуютной лестнице на второй этаж.

Открыл ей Павел.

Вот так счастье!

Габрыся несмело улыбнулась пораженному и онемевшему парню.

– Кто там? – послышалось из комнаты.

Наверно, ему стоило бы ответить «Почтальон!». Но он произнес громко и выразительно:

– Это Габриэла. Я ухожу, мама. Приду через пару часов.

И прежде чем его встревоженная мать успела вскочить с дивана и броситься его останавливать, он уже бежал по ступенькам лестницы вслед за Габриэлой. На первом этаже он догнал ее, схватил за плечо, развернул к себе и, прислонив спиной к двери подвала, обнял одной рукой, а другой приподнял чуть-чуть ее лицо вверх и впился поцелуем ей в губы. Без слов, без разрешения, без колебания. Как будто так и было нужно и по-другому быть не могло. Она, сперва пораженная, в следующую секунду уже задрожала и растворилась в этом отчаянном, рожденном невыразимой тоской и нежностью поцелуе.

Когда они оторвались друг от друга, чтобы набрать дыхания, он тихо прошептал, держа в ладонях лицо девушки:

– Я люблю тебя. Прости…

Но она сейчас не хотела слушать извинений.

Нет. Сейчас она хотела только чувствовать его губы на своих губах, его руки на своем теле, его… Да, она хотела чувствовать его всего, целиком. Здесь и сейчас, прямо в этом темном коридоре. Кем бы он ни был, каким бы он ни был, она хотела принадлежать ему и только ему.

Внезапно решившись, она нажала на ручку двери подвала – та открылась без скрипа. И Габриэла потянула своего мужчину внутрь.

Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь маленькое окошко, указывали им дорогу. Свернуть в один коридорчик, в другой… Павел шел за ней следом, не выпуская руки девушки из своей ладони. Наконец она остановилась в довольно темном закутке, где на них не мог наткнуться ничей случайный взгляд. Повернувшись к Павлу, она решительно засунула руку ему под рубашку, на что он ответил долгим протяжным вздохом, и шепнула тихонько:

– Я тоже тебя люблю.

Очень часто Габриэла представляла себе свой «первый раз».

Мягкая постель, свечи деликатно разгоняют сумрак, ароматные розы в вазе, бокал шампанского до и после…

Но мечты редко сбываются.

Вместо мягкого ложа – шершавая стена за спиной, вместо свечей – солнечные лучи, падающие из окна, вместо аромата роз – запах разгоряченного любимого мужчины. И его полные любви объятия. Прикосновение горячей ладони. Все более страстные с каждой секундой поцелуи. Частое, еще более частое дыхание. Желание, которому невозможно противостоять, которое заполняет тебя целиком, и ты не можешь думать ни о чем, ни о чем другом… Короткий, острый укол боли, тут же теряющийся в горячечном, нарастающем возбуждении, движения навстречу друг другу, еще, еще – в погоне за высочайшим наслаждением… И наконец – то, о чем она только могла мечтать: полет к самым небесам, взрыв тысячи солнц и плавное возвращение на землю, прямо в его объятия…

Павел сжимал Габриэлу изо всех сил, словно боясь, что если выпустит ее из рук, то потеряет. Целовал набухшие губы, мокрые от слез щеки, дрожащие веки…

Наконец к ней вернулась способность мыслить и двигаться. Она открыла глаза и улыбнулась. Покачала головой и… захихикала, уткнувшись головой в мокрую от пота рубашку своего любимого мужчины. И он невольно рассмеялся в ответ – он тоже теперь был счастливый, как и она.