Ягоды бабьего лета

— Я освобожу его, но, боюсь, что и вам придется с ним распрощаться.

— Да как вы смеете?

Но Люба уже хлопнула дверью и не слышала дальнейших словоизлияний «салтычихи». Прямо из интерната она помчалась в администрацию. До конца рабочего дня оставался один час, а успеть надо многое.

— Скажите, зачем вам это нужно? У вас взрослый сын, скоро будут внуки, вот и нянчитесь с ними в свое удовольствие. Ведь вы не представляете, какую обузу хотите взвалить на себя! Эти детдомовки — все психологически ущербные. У них куча комплексов. Я уж не говорю о физическом здоровье. Восемьдесят процентов больны, в том числе и венерическими заболеваниями. Да, да! Чему удивляться? Вот вы на Зинаиду Егоровну жалуетесь, но, честно скажу, на ее месте я бы не хотела оказаться.

Эту «лекцию» Любе читала холеная Дама, возглавляющая опекунский совет. Она демонстрировала идеальный маникюр на белых пальцах, то и дело поправляя ими прическу, перебирая бумаги на столе или просто постукивая по клавиатуре компьютера. Они были одного возраста, но дама; обремененная властью и привыкшая в любом посетителе видеть просителя, разговаривала с Любой как наставница и многоопытная матрона. И в самом деле, возиться с «детдомовками», наделенными «кучей комплексов», эта барынька не стала бы ни за какие коврижки.

— Значит, вы считает эту ситуацию нормальной? — спросила Люба, уже понимая, что пришла не по адресу.

— Нет, я этого не говорю. Разумеется, мы побеседуем с директором…

— И все-таки я хочу забрать девочку в Москву.

— Это не в нашей компетенции. Решают более высокие инстанции.

— У меня бывшая однокурсница как раз в такой инстанции работает. Я обращусь к ней.

— Пожалуйста. Это ваше право. Кстати, где ваша знакомая работает?

— В министерстве просвещения.

— Это смотря какую должность она занимает…

— Замминистра.

— О! Тогда, конечно…

С холеной дамой произошла моментальная метаморфоза. Высокомерная усмешка превратилась в умильную улыбку, а назидательный тон — в доверительно-сладкий.

— Любовь Антоновна, мы со своей стороны сделаем все от нас зависящее. Конечно, это безобразие. Давно пора навести порядок в этом рассаднике…

Люба встала и, сухо попрощавшись, вышла.

Она возвращалась к себе, специально свернув с главной улицы в боковую, где царил почти деревенский уклад: одноэтажные деревянные дома с палисадниками, тишина и воздух, напоенный ароматом антоновки. Вспомнив, как изменилось лицо чиновницы из администрации, она улыбнулась. Никакого замминистра у нее в знакомых не водилось. Но надо же было как-то осадить эту гусыню. Хотя, если обзвонить всех своих «девчонок» с курса, то, пожалуй, и найдется среди них птица высокого полета. Давненько она не общалась со своими однокурсницами. Сначала времени не хватало, потом депрессия одолела… Нет, надо обязательно созвониться и встретиться. И не только потому, что ей от них что-то надо. Просто очень хочется увидеть родные лица, окунуться на мгновение в беззаботную молодость, вспомнить вместе с ними тех наивных, уверенных в прекрасном будущем и оттого бесконечно счастливых дурех.

«Милые мои мечтательницы! — думала Люба, чувствуя в груди нежную грусть. — Как сложились ваши судьбы? Знаю, что Валя Калинкина работает директором школы. У нее уже внуки. Вера Сердюк где-то на северах с мужем-нефтяником. У Лиды Вепревой умер сын, совсем кроха. Маргарита серьезно болела. А про остальных ничего не известно. Позвоню Ритке, как только вернусь домой».

Когда она подходила к воротам интерната, зазвонил мобильник.

— Мама! Мы на месте, — раздался голос Владислава.

— А где отец?

— Он зашел в подъезд. Я пока в машине. Короче, я решил: пусть пока поживет со мной, в квартире. А там видно будет.

— Хорошо. Завтра я позвоню тебе. Ну, пока. Целую.

Зою Михайловну Люба уже не застала. Постояв в нерешительности перед кабинетом врача, она все же постучала в дверь.

— Войдите! — раздался знакомый властный голос.

Люба вошла в кабинет, скрепя сердце поздоровалась, села на предложенный стул. Нинель Эдуардовна смотрела на нее с нескрываемой ненавистью. Хотя голосу она и прибавила немного елея, но металл оставался его основой:

— С чем пожаловали, Любовь Антоновна?

— Я пришла с деловым предложением.

— Даже так? Интересно, и в чем оно заключается?

Любино сердце стучало так сильно, что она почти задыхалась. После небольшой паузы ей удалось справиться с дыханием. Как можно спокойнее она произнесла:

— Предложение такое: вы прекращаете преследовать стариков, донимая их по поводу квартир, а я отложу на время визит к прокурору города…

— Что?! — Нинель Эдуардовна захлебнулась и могла издавать только жалкое хлюпанье.

— Это первое, — невозмутимо продолжала Люба. — И второе: вы прекращаете махинации с лекарствами и вымогательства, иначе в ближайшее время здесь будет работать следователь. Вы поняли меня?

Нинель Эдуардовна, багровая, раздувшаяся от распиравшей ее ярости, вылупив побелевшие глаза и открыв большой накрашенный рот, похожая, как никогда, на огромную жабу, застыла нелепым изваянием, видимо, потеряв дар речи. Люба, с трудом сохраняя спокойствие, встала и неторопливо покинула кабинет.