Ягоды. Сборник сказок

– Да. Там давали таблетки нам. А от них еще хуже было. Все тот же ужас, только проснуться не получалось. Таблетки в этот сон вводили, оставляли в нем даже днем. Меня не выпускали, держали, лечили. Хуже и хуже становилось. Я ушел оттуда.

– Что же это за сны такие?

– Тамошнее является, страшное. Оно есть, просто не всех касается. А уж коснется, – отец усмехнулся. – Пусть людей это не касается. Никого. Боюсь только, что в таком сне умру, что там и останусь. Но ты говоришь, тебе хорошее снится?

– Да, хорошее. Всегда почти. Бывает, заботы, обыденность… А так – красивые места, люди.

– Красивые места, люди, – повторил отец. – Как хорошо.

Я нерешительно подошел к нему, посмотрел в его глаза. Были смешанные чувства. Но все осталось далеко, я его обнял, прижал к себе так сильно, как только мог. Показалось, что мы всегда были вместе, что жили одной жизнью, одними волнениями и тайнами.

Раздался новый звонок. Я открыл дверь. Зашла женщина средних лет.

– И там, среди мусорных свалок, где уже людей нет, кто-то живет. Он заставляет идти к нему, а чем ближе подхожу, тем он сильнее захватывает. И не идти уже нельзя, а когда близко оказываюсь, уже без мыслей, без чувств, просто кричу. Будят. Говорят, задыхаюсь.

Отец с улыбкой посмотрел на нее:

– Все хорошо теперь будет. Никто там не живет, я там был. Все хорошо теперь будет…

Я вышел на улицу. Хотелось просто пройтись, освежить голову. Услышанное уводило от всех иных мыслей. Не разумом, но все же понимал, что происходит. Не понимал лишь того, что могу сделать для отца.

– Что я могу сделать для тебя? – спросил я сразу же, как снова зашел в его квартиру.

– Для меня? – удивленно спросил он. – Ты уже сделал: ты же приехал.

– Ну, это само собой. А еще?

– Еще? – он замялся, не зная, что сказать. – Расскажи про себя. Про свою жизнь, про свои радости, про хорошие сны.

Весь день я провел, рассказывая о себе.

– Самое сладкое, когда все пространство остается под тобой, ты летишь и вне скорости даже, просто постигаешь все вокруг. И замирает внутри все. А когда просыпаешься, чувствуешь, что это настоящее, что здесь где-то рядом. Светлое, красивое, которое никогда не кончится. Что когда очень надо будет, птицей взлетишь, с небом сольешься, собой наполнишь все.

– С небом сольешься?

– Да, с небом. С самым красивым. Оно цветами человеческими не изображается, оно выше обычного, уходит далеко. Там нет болезней и страданий. И никакого внутреннего принуждения, никакой подделки – просто жизнь. Птицы это лучше понимают, они кружатся близко к тайне, близко к свободе. И песни там чудесные поются, исцеляющие.

– И никто не страдает там? Да?

– Нет там страданий. И покой не наш, не тихий и пустой, а настоящий, наполненный ясностью. И самые радостные чувства там преодолеваются, идут дальше. И не кончается это… Поедем к нам жить. Поедем?

– Не могу я…

Он остался стоять на остановке, в той же нелепой шляпе и старом костюме, только уже без букета цветов. Глаз его я не видел, но, казалось, что они снова полны слез. Я долго смотрел в окно, даже когда уже автобус повернул, пытался задержать его образ. Пролетали новые города, люди со своими взглядами и заботами. Добирался до дома несколько суток и все это время думал о нем.

По приезде, как обещал, выслал несколько фотографий. Матери рассказал все очень поверхностно, не хотелось говорить о многом.

Прошло еще несколько лет. Сколько раз порывался все оставить и снова поехать к нему, но обстоятельства оказывались сильнее. Бывало, решимость преодолевала все преграды, сбрасывал вещи в сумку, чуть ли не выходил из дома, но в последний момент что-то находилось, что не пускало. А одной ночью я оказался с ним и с мамой в чудесных местах. Это было самое красивое место из всех, что я видел когда-либо во сне. Зеленое поле, которое, казалось, уходило в бесконечность, не обрывалось нигде, мягко сливалось с небом. Мы шли, взявшись за руки. Лицо отца было спокойным, полным уверенности. Он иногда посматривал на нас и каждый раз улыбался. Шли долго, но времени уже не было. И перестало различаться: идем мы по земле, или по небу. Потом отец остановился, подошел к матери, обнял ее и меня обнял. В глазах не было слез – в них только тишина оставалась. Так он и ушел, глядя на нас. Я видел его глаза до самого конца, до того, как он слился с небом и покоем. Мы остались стоять вдвоем, но без грусти. Понималось, что пройдет не так много времени и мы снова пойдем так же, взявшись за руки, но уже там, за небом.

Старый заяц