В последний год, после смерти отца и матери, Егор капитально так замкнулся в себе, стал тем еще молчуном. Что мне на руку, поначалу не трудно будет изобразить его обычное поведение. И да, обдумав все хорошо, я решил Егоркой оставаться, жить с его родными, постепенно вникая в реалии здешнего мира. Ну а на счет типа своих новых знаний и умений, сразу их решил не демонстрировать, но вот что они у меня появились, скрывать не буду. И даже, опять же опираясь на память Егора, придумал как их залегендировать.
Стоило только принять решение и определиться со своей дальнейшей жизнью, так и организм сразу на поправку пошел. И на следующее утро мы всей толпой, предварительно нагрузив моими трофеями лошадей, выдвинулись к хутору. Где меня… да, теперь уже именно меня, совсем потеряли. Раньше столь надолго я в тайге не задерживался, так что родные и не чаяли уже меня увидеть.
Много слез, даже дед скупую слезу уронил, когда меня обнимал. Ну и радость, что я все же живой и даже практически здоровый. Куда же без объяснений: где пропадал и что за табор я с собой приволок.
Шум знатный поднялся из-за вырезанного поселения. Как же, такое произошло практически под носом у штаба линейного батальона, с его двумя ротами гарнизона — с одной стороны, с другой — военный казачий пост, и никто ничего не заметил.
Никольское к тому времени заново отстраивать начали, не на прошлом месте, чуть дальше от Суйфуна, в котловине между сопками, на реках Комаровка и Раковка. Ну и стройка там нешуточная развернулась, не то, что в прошлый раз. Гарнизон пригнали, чуть ли не сильнейшая сила в округе… вот этой силе щелчок по носу знатный вышел. Как они все забегали, округу прочесывать начали в поисках второй части банды.
Ну и к нам на хутор одни за другими разные чины паломничество устроили. Все выпытывали, как же это я так умудрился с бандитами в одиночку справиться. Потом чуть поутихли, видимо нашлись люди, которые просветили этих чинов о нашей семье. Решили, раз дед знатный охотник был, пока ногу не потерял, отец — ему вообще равных не было, вот и внук по их стопам пошел. Приняли они это объяснения то приняли, но вот смотреть на меня удивленно-настороженно не переставали. Не любят чиновники, когда кто-то, да еще им неподконтрольный, так выделяется, тем более в охоте на людей. Вот и смотрят, решают про себя, пригодится им такой умелец под боком или лучше придавить его, пока он не вырос и настоящей головной болью им не стал.
Часть детворы разобрали, парней в основном, но и нескольких девчонок забрали, нашлись их дальние то ли родственники, то ли односельчане, знающие их родителей. Но вот семеро ребят полными сиротами оказались, их судьбу и решали: что с ними делать и куда на жительство пристроить. И, что особо сильно возмущало, припрутся к нам и давай обсуждать разные варианты. Видно же, что они никому не нужны, так эти ироды, как бабушка их обозвала, детвору перед собой выстроят, рассматривают, как зверей в зоопарке — кто красивый, кто ладный, ну и решают их судьбу.
Бабушка терпела, терпела и в итоге не выдержала, видя, как дети друг к другу жмутся, уже волком на «добродетелей» смотрят, парни при этом стараются девчат себе за спину задвинуть. Прошлась словесно по этим сочувствующим, да и заявила:
— Большая семья не трагедия, а радость, у нас они останутся, как-нибудь да прокормим с божьей помощью.
Вот так у меня, помимо родных сестер, десятилетней Дарьи — шестидесятого года рождения, и семилетней Машей — шестьдесят третьего, появились еще две приемные сестры: Зиновия — на год младше Даши, именно ее чуть в жертву мне не принесли; и Варвара — та с Машуткой одних лет. А также пятеро братьев: девятилетние Андрюха и Степан — тысяча восемьсот шестьдесят первого года рождения, на три года меня младше; Хрисан — златокудрый красавец, которого постоянно у нас забрать хотели, так он всем глянулся. Но он ни в какую, в голос орал, царапался и отбивался, за остальных цеплялся… бабушка и из-за этого тоже не выдержала. И Григорий, тот ловкий парнишка, что последнего хунхуза на нож посадил. Из казачьей семьи парень, и тоже от нас уходить не захотел, когда из Раздольного за ним приехали и хотели себе на воспитание забрать.
— Не казаки меня спасли! Тут останусь, — отказался он от нас уезжать, как его ни уговаривали.
Эти двое на два года меня младше, по десять лет им было, Дашкины одногодки. Ну и Петро остался — с тем у нас разница в четыре года, самый младший из парней.
Дед сначала опешил, услышав, что бабушка выдала, видимо и для него это оказалось полной неожиданностью. Но потом, подумав чуть, с ней согласился: прокормим, мол не сосуны они уже, почти взрослые. По хозяйству помощники будут, так что не в тягость придутся.