— Слышь, Егорка, а лопаты вам зачем? — спросил у меня дед, кивнув в сторону замерших у калитки братьев, ждущих, пока вышедший наружу Петр не осмотрится и им можно будет во всей своей красе со двора выйти.
У тех сзади к рюкзакам были приторочены метровые штыковые лопаты.
— Да мало ли, в тайге пригодятся, — деланно-равнодушно пожал я плечами.
Не говорить же ему, что мне надоело ножом могилы копать после боестолкновений, варнаков всяких закапывая, чтобы зверье человечиной лишний раз не кормить. Вот и заказал кузнецу у дауров лопаты. Петр держаки из железноствола для них сделал, я же потом еще и с металлом поработал, так что они теперь долго нам прослужат.
— У нас в «комодах» там еще и топоры с пилами лежат, — перевел я тему. — Лопаты же на рюкзаках, так это для того, чтобы парни не обленились совсем. Да и моменты бывают, когда быстро все делать надо, некогда или просто нельзя будет «комод» демонстрировать, вот самые необходимые вещи и будем в рюкзаках и в подсумках носить.
— Никого нет, пошли, — махнул нам рукой осмотревшийся снаружи Петр.
Пропустив деда вперед, я вслед за ним в калитку шагнул, и тут же у меня по всему телу волосы дыбом встали.
— Опасность! — рявкнул я, ощутив на себе чей-то пристальный взгляд.
Веселые и еще недавно расслабленные Гриша с Хрисаном мгновенно среагировали, дед только и успел кхекнуть, как они его уже на землю уронили. Петр сам упал и в сторону откатился, уходя от возможной опасности, как и Степан с Андрюхой. А вот я, тоже было дернулся, да так и замер, подавив рефлексы. Дашка следом за мной в калитку шагнула, где и замерла испуганным истуканом, услышав мой крик. Так что уходить из-под выстрела мне никак нельзя, иначе ей достанется мне предназначенное.
Только и оставалось, глядя на вспухший в зарослях дымок, поднять перед собой руку с зажатой в ней бронеплитой, да надеяться, что моя счастливость и на этот мир распространяется.
— Егор….
Удар, тьма и тишина.
— Никого нет, пошли, — махнул рукой осмотревшийся снаружи Петр.
Гриша следом за Андреем, Степаном и Хрисаном вышел в калитку со двора наружу. Окинув окрестности ленивым взглядом и никого не увидев, Гриша снова было к братьям повернулся, продолжить так нравившийся им разговор про все появившиеся у них новинки. Но непонятное беспокойство все же заставило его еще раз взглядом по округе пройтись.
Братья вон, те вообще ничего не ощутили, находясь в предвкушении скорых стрельб, насели на Хрисана с вопросами, еще и его тормошат, мол чего замер. А он слова из себя вытолкнуть не может, сам не понимая, что с ним такое. И глаза, будто живя своей жизнью и ему совсем не подчиняясь, все продолжают и продолжают округу осматривать.
Гордость… гордыня, надо быть всегда с собой честным, затмила собой весь здравый рассудок. Ведь почувствовал же беспокойство, но задранный кверху нос не позволил коровью лепешку под ногами увидеть. Как же, ведь они теперь ух, непобедимые герои с таким-то снаряжением. То-то Егор на них насмешливо посматривал, когда они гоголем ходили перед бабушкой с сестрами, но и это тогда мимо его сознания прошло. Что там говорить, зазнались, понравилось им чужое восхищение… вот и результат.
Как ледяной душ…
— Опасность, — раздался за спиной крик брата.
И сразу же все встало на свои места: чужой взгляд он недавно на себе ощутил, но раздутое до непомерных величин самомнение помешало ему это понять.
А теперь поздно.
Еще сам не осознавая до конца, действуя на буквально вбитых в них Егором рефлексах, он шагнул назад, одним слитным, отработанным на тренировках движением, «уронил» деда. То же самое и Хрисан проделал, подстраховал, и вдвоем они старого аккуратно, можно сказать — нежно на землю уложили. Хрисан еще и своим телом его прикрыл, действуя уже вполне осознано, ведь они уверены в броне своей, даже если и прилетит что, то не насмерть. Но даже если бы и насмерть, Хрисан все равно бы на пути пули встал, иначе потом не смог бы никогда бабушке в глаза посмотреть.
Петр, Андрюха и Степан тоже на землю посыпались, последние двое еще и оружием по сторонам ощерились, выискивая ту самую опасность. Один Егор остался стоять…
Гриша даже ругнуться не успел, увидев за спиной у брата замершую в калитке Дарью. Егор же, смотря строго в определенном направлении, одновременно делая шаг назад, вытянул перед собой мишень — броневую нагрудную плиту, которую они и шли сейчас расстреливать.
А дальше все в галоп сорвалось, эта самая плита, вырвавшись из рук брата, стукнула его и в одну сторону полетела, Егор же в другую. Но прежде, чем упасть, он еще успел рукой сестру так толкнуть, что та во двор улетела, только ноги в калитке и мелькнули. Брат же изломанной кучей упал под забором, где и замер неподвижно, зато из-под его головы обильно кровь потекла.
Гриша даже зарычал, от навалившегося на него бешенства…
Он виноват!
Почувствовал опасность, но отмахнулся от нее, не придал значения, в то время как брат ни раз и ни два буквально требовал от них: почувствовал, заметил, что-то непонятно — озвучь это вслух. Лучше быть смешным, но живым, чем промолчать и умереть.