Ягор Дайч (СИ)

Очнулся я посреди ночи с на удивление ясной головой. Вздохнуть полной грудью тоже труда не составило, хоть в теле и ощущалась изрядная слабость. Но слабость не болезненная, будто после неимоверно тяжелой продолжительной работы удалось наконец отдохнуть, полностью расслабиться.

Темно вокруг, только в оконце пробивается не столь и яркий свет луны.

— Похоже выплыл, — прошептал я еле слышно себе под нос.

Осторожно шевельнулся, убедился, что ничего не болит, после чего ощупал свое тело и хмыкнул:

«Спасла меня все же броня, пусть и примитивная, вернее — неполноценная, но свое дело она все же на отлично сделала. — После чего за голову взялся, где обнаружил уже практически заживший рубец. — А вот с головой „Егорке“ не везет, второй раз прилетело и…».

Как бы ни хотелось сейчас об этом не думать, но обдумать новое приобретение все же стоило. Так я головой приложился, что мой дух в очередной, и не факт, что не в последний раз чуть не покинул место своего обитания. Видимо из-за этой встряски тело и задействовало все доступные ресурсы для выживания, до которых только смогло дотянуться. Дотянулось оно и до где-то там прячущейся памяти «третьего». Из ранее неизвестного, он теперь во вполне известного человека превратился. Память его мне полностью доступна стала. Один минус, это память не диковатого, жившего в тайге пацаненка, ту я довольно быстро переварил, а вот в памяти «третьего» чуть не утонул. Если бы не бабушка, которая как-то умудрялась мне помогать периодически на поверхность выплывать, я бы, наверное, исчез, растворился в том неудержимом потоке информации, который меня с головой захлестнул. Но бабушка помогала, давала мне возможность хоть на краткий миг осознать себя, стабилизировать сознание, перед тем как снова с головой погрузиться в бурную реку практически непрекращающегося кошмара.

Именно кошмара, так я воспринимаю вновь приобретенные знания.

Но начнем по порядку.

Третьим претендентом на тело Егорки Овича был Григорий Ковач…

* * *

…из семьи не последних в стране людей.

Дед был высокопоставленным политиком еще недавно могущественной державы. Не на первых ролях, но занимал достаточно значимое место в правительстве, чтобы его семья никогда не знала нужды. Когда же страна, еще недавно казавшаяся сильнейшей в мире, пошла в разнос, дед к тому времени уже ушел в отставку.

Перестройка, гласность, свобода — именно это яркими красками было написано на развалинах державы, щедро политых кровью. Многие еще недавно могущественные люди и те оказались на обочине истории, если вообще сумели выжить.

Многих тогда похоронили, вместе со страной.

Дед не только выжил, избежал быть погребенным под обломками, но и снова взобрался повыше. К моменту краха державы он уже был одним из владельцев новоиспеченного банка, который и занимался сортировкой развалин.

Когда же дед сумел пристроить своего единственного сына на государственную службу уже новой страны, где тот принялся вполне успешно перераспределять государственные деньги… и раньше небедное семейство стало просто до неприличия богатым.

Но время «неудержимой свободы» подходило к концу и к власти в стране начали приходить новые люди, дед снова сделал ход конем. Доля в банке была продана, сын вовремя ушел с госслужбы, поэтому они снова сумели, с изрядной прибылью для себя, пережить очередной виток перемен.

Отдалившись от политики, насколько это возможно, их семья стала «простыми» международными бизнесменами.

Внуки, а у отца было трое детей, пошли по стопам своих предков. Старшие брат с сестрой с головой погрузились в бизнес… в отличие от самого младшего.

Тот просто не понимал — зачем?

Сначала дед, а потом и батя денег заработали и продолжали зарабатывать столько, что им всем и за несколько жизней их не потратить. Зачем горбатиться, здоровье гробить, если можно просто жить.

И он жил в свое удовольствие.

С хорошими оценками закончив школу, из ненавистного института, куда его буквально впихнули, он уже на втором курсе вылетел как пробка. По настоянию деда, батя не стал его отмазывать от армии, чтобы он нюхнул настоящей жизни, и пошел Григорий Ковач-самый младший и поздний ребенок отдавать долг Родине. Благо к тому времени страна уже не воевала, и он относительно спокойно (нюхнул казарменной жизни) отслужил два года в мотострелках, вернувшись домой старшиной.

Повзрослевший, жизни понюхавший, но не изменившийся, все также не понимал — зачем ему работать?

В итоге, к тому времени совсем постаревший дед, уже отошедший от всех дел, решил пойти на поводу у любимого внука. Самым любимым он стал, когда старшиной из армии вернулся (именно такое звание в свое время было и у деда). Он разделил наследство на четыре части: бoльшие — сыну, страшим внуку и внучке, малую часть самому младшему отдал.

— Если шиковать не будешь, то тебе и твоим детям на жизнь хватит, а о своих внуках уже сам позаботишься, — напутствовал его дед, отправляя в свободное плавание.