Яичница из гангстеров

Странное это чувство, которое охватывает вас при мысли, что вы сейчас умрете. Может быть, вы уже прошли через это раньше, но оно все равно возникает заново. Вдруг до вас доходит: этот тип действует всерьез; он не дурачит вас. И во рту у вас как будто разбухает ком ваты, и что-то происходит у вас в желудке, и ноги слабеют и как будто уже не ваши.

Мой голос прозвучал словно пробившись через гальку:

— Как насчет сигареты перед тем, как… — Я не кончил. Не счел нужным. Он даст мне выкурить последнюю сигарету. Ему нравится играть со мной. Такие типы, как Пил, которые убивают за деньги, делают это не только ради денег. Должно быть, в них живет что-то извращенное, темное, злое, — что-то, что позволяет им испытывать удовольствие, играя жизнью других людей. Пил развлекался. Забавная игра. Кошки-мышки. Марионетка на ниточке.

Стоя за огромным столом, разделявшим нас, он выглядел вполне нормально: две ноги, две руки — в одной из них пистолет, лицо чуть-чуть напряжено и кривится. Но каким-то уголком мозга он дико хохотал и испытывал чисто спортивный интерес. Он, конечно, даст мне выкурить последнюю сигарету.

Прошло долгое мгновение, прежде чем он ответил, но наконец он сказал, растягивая слова:

— Конечно. Почему бы нет? Курите и не спешите, Скотт. Получайте удовольствие.

Я глубоко вздохнул. Потом сунул руку в карман за сигаретами и спичками.

— Двигайтесь медленнее, — сказал он. — Совсем медленно, мистер Скотт.

У меня не было выбора; я должен хоть немного вывести его из равновесия, иначе мне никогда не вырваться. Поэтому я не стал двигаться медленно, я вынул пачку сигарет, но быстро.

Он слегка дернулся. Уголки его рта задрожали, и мой желудок сделал мгновенное сальто. Я вобрал в рот дым и бросил ему пачку сигарет.

— Угощайтесь, — храбро пискнул я.

Пачка угодила ему в плечо и шлепнулась на пол. Два-три табачных зернышка прилипли к пиджаку. Он машинально поднял левую руку и стряхнул их. Правая все так же направляла в меня пистолет, но дуло наклонилось и теперь целило мне в живот. Я заметил, как его указательный палец, лежавший на курке, почти неуловимо напрягся.

— Простите, — сказал я. — В чем дело? Нервничаете?

Он злобно недоумевал, еще не понимая, что происходит. Он старался решить, не пора ли спустить курок. Чуть-чуть вышел из равновесия. Только чуть-чуть, но достаточно. Может быть.

Я отогнул обложку неначатой книжечки спичек, которую купил утром. Оторвав одну, я зажег ее и поднял горящую спичку и всю книжечку на уровень лица. Я смотрел на Пила, но уголком глаза видел, как пламя лижет ряд еще не тронутых спичек.

И вдруг они все разом вспыхнули, и я швырнул их ему в лицо, целясь в глаза. Я бросился на него. Откинув голову, он издал испуганный крик, будто тявкнул, и выстрелил; пуля задела мою руку и вошла в стену позади меня. Я сжал левую руку в кулак и выбил у него пистолет. Боль пронзила мое перевязанное плечо, но зато пистолет отлетел и грохнулся об стену.

Я жаждал наложить на него руки. Сдавленные гнев и ненависть вырвались наружу, и я хотел обхватить пальцами его горло. Я хотел увидеть, как глаза его выступят из орбит, почувствовать, как под моими пальцами перекрутятся жилы и сосуды его шеи.

Я оттолкнул стол и уперся левой ногой в ковер, и вдруг, словно из ниоткуда, возник его кулак и врезался мне в челюсть. Это на минуту остановило меня. В этот момент он мог бы одержать верх. Я был слишком нетерпелив; я не рассчитал возможность ответного удара, и он ошеломил меня. Однако Пил упустил этот момент.

Сквозь красный туман я увидел, как он извернулся и нырнул на пол, за пистолетом. Он нащупывал его. Наложил на него руку и начал поворачиваться. Он поднимался с пола, повернув ко мне голову. У меня не было времени деликатничать. Я быстро шагнул к нему и размахнулся правой ногой. Носок моей туфли попал ему в губы, и я услышал хруст ломающихся зубов. Он отшатнулся, ударился об стену и медленно сполз по ней на пол.

Мой удар должен был бы оторвать ему голову. Он должен был бы убить его. Но он даже не потерял сознания. Его дыхание со свистом вырывалось из разбитого рта, сквозь сломанные зубы, но он все еще двигался. Правда, он сидел у стены, привалившись к ней, как мертвец, и пистолет выпал из его руки. Но он тупо повернул голову, и его взгляд остановился на пистолете. Он потянулся, чтобы его взять. Провались я, если он его не взял. Как актер в замедленной съемке, — а я стоял и следил за ним. Он потянулся за ним, нащупал его рукой, поднял его с пола.

Я нагнулся и, выхватив у него пистолет, швырнул его на другой конец комнаты, схватил его за лацканы и поднял на ноги. В короткий миг я подумал о Келли, о десяти или, может быть, пятидесяти, ста других, убитых им людей. Об удовольствии, которое он испытывал, собираясь убить меня.