Яик - светлая река

Записав горькую исповедь Кангали Арысланова, а также некоторые воспоминания своего детства, Бахытжан Каратаев почувствовал необыкновенное облегчение. Прошлое живо напоминало ему о вечной борьбе за счастье, вселяло бодрость в душу старого узника. Он собрал листки, исписанные мелким стремительным почерком, сложил их и тщательно запрятал в карманы и за подкладкой просторного чапана. Потом с усмешкой глянул на маленький глазок в железной двери и начал, как ни в чем не бывало, расчесывать пальцами свою длинную бороду. Так он сидел некоторое время, охваченный неожиданно нахлынувшей радостью. Но в затхлой камере радость призрачна, а горе особенно тяжко: выглянет на миг из-за черных туч солнышко, блеснет лучами и снова со всех сторон надвинется мрак. Вспорхнула, исчезла легкая радость и снова тяжелые думы овладели старым узником.

Он поднял голову, уставился на маленькое, узенькое оконце у самого потолка.

"Вся моя надежда - ты!" - сказал ему отец перед смертью. Он лежал рядом со своим братом, которого принесли с поля боя на носилках, сложенных из пик. Там, в долине Тущикуль, уснули вечным сном незабвенные герои...

Сколько дней, сколько месяцев прошло с тех пор? Кто знает... То были дни всенародного горя. Начались гонения, расправа. Тяжкие наступили времена. Угоняли, высылали семьи и родственников восставших. Из рода Ормана угнали всех. Выселили старого Кусепа и его сыновей Ахметше, Шангерея, Селимгерея, Адильгерея с семьями. Выслали бы и меня, но у меня умер отец и к тому же я был слишком мал. Совсем еще маленьким был и Батыр дяди Даулетше. Вот мы вдвоем с ним и остались от нашего рода. Одному девять, другому семь лет.

Не сразу узнали мы, куда высылали наших сородичей, лишь потом пронесся слух, что в городок Старосербск Екатеринославской губернии. Туда русское самодержавие высылало всех казахских султанов, обрекая их на верную смерть вдали от родины. Ссылали не только после 1868 года, но и раньше, еще во времена хана Нуралы. Сам хан Нуралы стал первой жертвой и умер в Уфе. Сын его Орман Нуралиев погиб в петербургской тюрьме. А сын Ормана Кусеп Нуралиев был выслан со всеми сыновьями. Изгоняли не только султанов. За выступление против "Степного уложения" царское правительство отправило на каторгу четыреста видных людей из рода Байбакты. Известный бий Жунус и батыр Сенгирали умерли в оренбургской тюрьме. Тысячи людей погибли на своей родине, сотни умерли в застенках Оренбурга, в сибирской ссылке. От жестокой расправы стонала степь. За свободу, за волю народную сложили голову незабвенные герои. Теперь вот и мы томимся в каменных застенках. Теперь вот и мы попали в свирепые когти белых генералов, приспешников кровавого царя, палача народов...

Тяжело лязгнула железная дверь камеры.

- Эй, киргиз-бабай, - сказал тюремный страж, - бороду давай сбривать.

Каратаев медленно повернулся к нему и отрицательно покачал головой.

- Не желает бриться, - бросил стражник кому-то позади и снова с грохотом закрыл дверь.

- Подготовили к суду... - прошептали губы Бахитжана.

2

На военно-полевом суде не было ни прокурора, ни адвоката. Председатель генерал Емуганов торопливо вошел в зал с двумя полковниками-заседателями, уселся за стол и начал одно за другим перебирать дела.

- Обвиняемый Дмитриев здесь?

- Здесь, - ответил Дмитриев и встал.

- Имя, фамилия?

- Петр Астафьевич Дмитриев.

- Признаете ли себя виновным в предъявленных обвинениях?

- Нет.

- Садитесь. Обвиняемый Червяков здесь?

- Здесь.

- Имя, фамилия?

- Павел Иванович Червяков.

- Признаете ли себя виновным в предъявленных обвинениях?

- Нет.

- Садитесь, - бросил генерал, открывая следующее дело.

Здание суда было оцеплено сотней казаков, а в зале, навытяжку, с обнаженными шашками, стояли офицеры. Менее часа понадобилось генералу, чтобы "опросить" двадцать пять обвиняемых, так усиленно охраняемых казаками. Дольше и обстоятельнее других говорили в заключительной речи лишь Дмитриев и Червяков. Остальные произнесли по нескольку слов, неизменно заявляя, что не признают за собой никакой вины и требуют освобождения. Тяжело раненного Нуждина - у него была сломана рука - внесли на носилках. Речь его была самой короткой:

- На вопросы палачей революции не отвечаю.

Дошел черед до Каратаева.