Яик уходит в море

На углу Михайловской улицы и Туркестанской площади стоял длинный, островерхий сарай, крытый желтым камышом. Его шатровую вышку стаей весенних скворцов облепили ребята. Алеша, Венька, а за ними скоро и Васька живо вскарабкались туда по неуклюжей лестнице и уселись на самой макушке сарая, где ветры разворошили тростники, где сухими ребрами выступала тальниковая крыша, уложенная на толстые перекладины. Как хорошо и далеко все видно отсюда! Вон Чаган с зелеными садами, степи, телеграфные столбы, Урал.

Оказалось, что ребят сюда, на сарай, собрало изобретательное начальство. Они должны будут обрадовать слух наследника неожиданным «ура». Капитан Дамрин был очень доволен этой выдумкой и для пущей важности откомандировал к ребятам старого, заслуженного казака Афанасия Утехина, известного балагура и сказочника.

С сарая хорошо видны пестрая арка, вся главная улица и площадь, расцвеченная нарядными толпами народа. Сколько бесполых, кургузых мундиров и шаровар на выпуск, совсем не по-уральски, никак не по-казачьи! То ли дело разноцветные оторочки на старинных сапогах под шелковыми и полушелковыми бухарскими халатами, укороченными по-новому, и по-старинному длинными — синими, зелеными, голубыми и желтыми! А какое разнообразие головных уборов! Тут и папахи с малиновыми тумаками, и старинные шапки-купреи и треухи, и картузы суконные, мерлушковые, и широкополые уральские шляпы, похожие на расцветшие подсолнухи! А женские наряды? Весенние луга в полном цвету не могли бы спорить с ними по пышности и богатству красок. Если бы можно было перечислить расцветку индийских ширинок и кокошников, которыми покрыли в этот день свои головы казачки! Как бедна перед ними самая богатая радуга, самое великолепное северное сияние!

Длиннобородый командир ребят оказался болтливо-веселым стариком. Он шамкал им в спины:

— Гляньте-ка, гляньте-ка! Краса! Цветы на проволоках, будто вобла на просушке. Ей-пра! А казачки-то как все наряжены — на подбор! И перемытые, видать, насквозь. Вот только одежа и мне не по вкусу. Ну, што это? Шелк да шелк и зубами щелк! Все в обтяжку, без секрету. Ране-то сарафаны были и парчовые, и зарбатные, пирюсиновые и коноватые, черенковые и тафтяные. Пышно, кругло и ты никак заранее не узнаешь, какая там натуральность. Это и было завлекательно. А кокошники-то — загляденье, что солнце на масляну… Ишь, и казачишки пообтянулись, точь-в-точь чехня после вымета икры. Эх, бывало, наденешь это нанковый азям — цвета зеленого нюхательного табаку, желтые дубленые шаровары, шапку-купрею, ружьецо с прямой ложей али пику в руки! Вот какой раньше казак-то был!

Венька совсем забыл о горькой доле Ипатия Ипатьевича, когда опять услышал гром дедовских яицких пушек. Волнующе плыл по воздуху колокольный перезвон.

Носились по улицам чабаты — конные посыльные. Проскакал на белом коне командующий полками третьего Калмыковского отдела полковник Толстов, мужчина чудовищного роста. Афанасий Иванович засмеялся:

— Арку лбом не сшиби, матри!..

Вдруг Венька услышал снизу странно знакомый голос: это Ивей Маркович зычным, степным своим фальцетом крикнул с земли, задирая лицо к небу:

— Фанасий Иваныч, чево это ты, иканский ярой, можно сказать, и выбрал себе такой маршлют… ребятами командовать?

От удивления Утехин дернул себя за бороду. Радостно осклабился старому соратнику по военным походам и с нескрываемой издевкой над собою ответил:

— Наш маршлют, Ивеюшка, сам знаешь, куда нас ни маюш шлют, иди без роздыху и разговору!

Народ у арки заволновался, хлынул вперед. Рябое лицо Ивея исчезло в толпе, потонуло, как арбуз, брошенный в море. По рядам почетного караула густо покатилось:

— Ура! Ура! Ура!

Ребята увидели, как из-под арки вылетела вся в серой пене гнедая тройка Кара-Никиты. На козлах с лицом восторженного истукана, с выпученными глазами сидел старший Алаторцев. За ним на небольшом расстоянии шли еще две рыжих тройки, а сзади и по бокам важно покачивались десяток блестящих военных в прекрасных английских седлах.

Первая коляска остановилась посредине площади. Отовсюду — из окон, с крыш, из-за заборов, из подворотен, из-за юбок матерей — на площадь таращились сотни ребячьих испуганных глаз.

Венька увидел наследника, но он не подумал, что это он, и искал глазами другого — рослого, бравого. За спиной Кара-Никиты сидел затянутый в гвардейский мундир парнишка-малолеток с маленькими усиками и бачками. Рыже-белесая его голова в белом широкополом картузе жалко стояла над черным вышитым воротником. Он растерянно оглядывался на стороны и все время моргал белесыми ресницами. Да неужели же это наследник?

Нет, нет!.. Не может быть!.. Но все смотрели на него, все шли к нему. Все кричали ему «ура».