Яйца, бобы и лепешки

Если вы хотите быстро добежать от обители подагриков до зала (путь идет по Малой Склерозной), вам не до раздумий, но Фредди думать удалось, и так, что это его только подогнало. Вряд ли он бежал бы быстрее, играй он в фильме, где его преследует полиция.

Спешил он не зря. Аннабелла резонно решила, что его дядя не согласится на брак, увидев такого человека, как Джо. Один взгляд – и гордый баронет наложит свое вето.

Последний рывок перенес пыхтящего Фредди в круглый зал, где собираются сливки Дройтгейта, чтобы послушать музыку. Увидев в дальнем углу сэра Эйлмера, он кинулся к нему.

– Опять ты! – воскликнул дядя.

Фредди только кивнул.

– Не пыхти и садись, – сказал сэр Эйлмер. – Сейчас будет «Поэт и пастушка».

Фредди перевел дух.

– Дядя, – начал он, но было поздно. Дирижер поднял палочку, и дядино лицо стало таким, каким бывают лица на курортных концертах.

– Ш-ш-ш… – прошипел сэр Эйлмер.

Из несчитанных миллионов тех, кто слушал «Поэта и пастушку», мало кто выражал такое нетерпение, как Фредди. Время летело. Каждая секунда была на счету; а оркестр играл, словно у него других дел не было. Последний из Фитчей еле-еле дождался финального «ум-па-па».

– Дядя! – вскричал он, когда затихло эхо.

– Ш-ш-ш, – отвечал сэр Эйлмер, и Фредди с удивлением заметил, что будут играть еще.

Из всех бесчисленных людей, год за годом слушавших увертюру к «Раймонде», никто не терзался так, как наш герой. Страдал он страшно и на нервной почве вынул из кармана документ, равно как и ручку. Удивлялся он тому, как успевают сыграть саму «Раймонду», если у нее такая увертюра. Наверное, укладываются в те пять минут, когда публика спешит в гардероб.

Но все на свете кончается, даже увертюра к «Раймонде». Самые усталые реки, и те доходят до моря. Словом, затихли последние ноты, а дирижер раскланивался и улыбался, полагая, как они все, что аплодисменты причитаются ему, а не замученному оркестру.

– Дядя, – сказал Фредди Фитч-Фитч, – можно тебя на минуточку? Вот бумага…

Сэр Эйлмер на нее покосился:

– Какая еще бумага?

– Которую ты собирался подписать.

– Ах эта! – произнес умягченный дядя. – Да-да, конечно. Сейчас, сейчас. Давай…

Он не договорил, и Фредди увидел, что он глядит на изысканного седого джентльмена, проходящего мимо.

– Добрый день, Рамбелоу, – сказал он как-то слишком угодливо. Мало того, он шаркнул ногой и стиснул руки. Седой джентльмен обернулся и поднял серебристую бровь.

– А, Бастабл!.. – снисходительно бросил он.

Самый тупой человек заметил бы, что он высокомерен. Сэр Эйлмер густо покраснел и пробормотал что-то вроде: «Надеюсь, вам сегодня получше».

– Похуже, – отвечал его собеседник. – Значительно хуже. Врачи не знают, что делать. Да, сложнейший случай. – Он помолчал и едко усмехнулся: – А как ваша подагра, милейший? Подагра! Ха-ха!

И, не ожидая ответа, он отошел к стайке больных, а сэр Эйлмер с трудом проглотил подходящее ругательство.

– Сноб, – тихо выговорил он. – У него, видите ли, телеангитазия! Ну и что? Да у каждого… Что ты делаешь? Почему ты машешь каким-то листом? А, бумага! Мне не до бумаг! Убери ее.

Фредди взмолился было, но внимание его отвлек шум у дверей. Он взглянул туда, и сердце у него упало, ибо на пороге стоял Мортимер Рэкстроу.

Фокусник расспрашивал служителя, нетрудно догадаться о чем. Но это – не все; рядом с ним, искательно на него глядя, стояла едва ли не плачущая Аннабелла.

Через мгновение-другое он двинулся вперед и остановился перед сэром Эйлмером, безжалостно оттолкнув девицу. Взгляд его был суров и беспощаден, хотя он рассеянно подбрасывал два бильярдных шара и букетик роз.

– Сэр Эйлмер Бастабл? – осведомился он.

– Да.

– Я запрещаю!

– Что именно?

– Вот это. – Он отнял руку от усов, которые только что закрутил, и указал на Аннабеллу с Фредди, испуганно прильнувших друг к другу.

– Мы еще не обручились, – проговорила несчастная.

– Вот как? – удивился Мортимер. – Что ж, и не обручитесь. Я запрещаю. Как и вы, сэр Эйлмер. Когда вы всё узнаете…

Баронет запыхтел.

– Кто этот злобный хам? – поинтересовался он.

– Быть может, я и хам, – ответил Рэкстроу, – но никак не злобный. Я пришел, чтобы сделать доброе дело, а точнее – предупредить вас: если ваш племянник женится на ней , он опозорит имя Бастаблов.

– Опозорит?

– Именно. Она – из самых низких слоев общества.

– Нет! – вскричала Аннабелла.

– Ну что вы! – поддержал ее Фредди.

– Вы ошибаетесь, – сказал и сэр Эйлмер. – Отец у нее – полковник.

Мортимер мерзко хохотнул, вынимая при этом яйцо из левого локтя.

– Да? А часом, не знаете, что он полковник Армии Спасения?

– Что!

– То. А прежде был букмекером по прозвищу Скунс или Вороватый Руперт.

– Господи!

Сэр Эйлмер повернулся к Аннабелле:

– Это правда?

– Еще бы! – отвечал за нее Рэкстроу. – Если хотите убедиться, взгляните на ее дядю, который как раз входит вон оттуда.

Фредди в полном отчаянии увидел своего попутчика. Кроме того, он услышал крик сэра Эйлмера и ощутил, что Аннабелла предельно напряглась. И неудивительно; солнце, заливавшее ротонду, освещало к тому же и пиджак, и жилет, и котелок, и ботинки.

Вряд ли, подумал Фредди, видело оно на курорте такого чужака.

– Приветик, – сказал дядя Джо. – Здравствуй, Морт. Здравствуй, лапочка.

Сэр Эйлмер, едва пришедший в себя, прогремел:

– Это пр-р-авда?

– Что, старикан?

– То, что вы ее дядя.

– Истинно правда.

– Хр-р-р!

Баронет продолжил бы свою речь, но тут оркестр заиграл, и беседе пришлось оборваться. Когда стало потише, первый план сразу занял дядя Джо.

– А я вас знаю, – сказал он Фредди. – Мы вместе ехали. Что он тебя обнимает, киса?

– Я выхожу за него замуж, – отвечала она.

– Нет, – возразил сэр Эйлмер.

– Да, – вмешался Фредди.

– Нет, – подвел итог Рэкстроу.

Дядя Джо не совсем разобрался в их репликах.

– Чего-то вы запутались, – добродушно заметил он. – Женись, женись, Анни – хорошая девочка.

– Я и женюсь, – сказал Фредди.

– Нет, – сказал сэр Эйлмер, равно как и Мортимер Рэкстроу.

– Да, – сказала Аннабелла.

– Хорошая, – развил свою мысль дядя Джо. – Как она за мной ходила! И подушку взобьет, и питье приготовит. Можно сказать, не вылезала из больницы.

Сэр Эйлмер, мерно повторявший: «Нет», резко остановился.

– Из больницы? – переспросил он. – Вы там лежали?

Дядя Джо снисходительно рассмеялся:

– Это я? Ну, дает стариканчик! Вы спросите в Святом Луке, лежал ли у них Джо Боффин. И в Святом Христофоре. Только и делаю, что лежу! Начал, помнится, с почек и желудка, а там и пошло.

Сэр Эйлмер дрожал, благоговейно глядя на пришельца, как глядит дитя на чемпиона по тяжелой атлетике.

– Вы сказали: «Джо Боффин»?

– Ну!

– Тот самый? Который давал интервью «Ланцету»?

– Верно, было дело.

Сэр Эйлмер пылко подался вперед:

– Разрешите пожать вам руку?

– Чего там, жмите!

– Я горд, мистер Боффин! Я потрясен.

– Спасибо, стариканчик.

– Ваш пример меня вдохновлял. У вас действительно тромбоз сердца и эмфизема легких?

– А то!

– И как-то была температура 43,5°?

– Два раза.

Сэр Эйлмер вздохнул:

– Я выше 41° не поднимался.

Джо Боффин похлопал его по плечу.

– Тоже неплохо, – сказал он. – А что, вполне.

– Прошу прощения, – послышался голос, и седой джентльмен, которого сэр Эйлмер назвал Рамбелоу, появился перед ними. Из-за его плеча выглядывали другие. Все очень волновались.

– Простите, мой дорогой, что вмешиваюсь в беседу, но мне послышалась…

– Нам всем послышалась, – поддержал его хор.

– …фамилия «Боффин». Может ли быть, что передо мной сам Джозеф Боффин?

– Ну!

– Тот, который лежал у Луки?

– Тот самый.

Седовласый джентльмен смущенно хихикнул:

– Тогда… не разрешите ли нам с друзьями… выразить свое… э… Мы вам помешали, я понимаю, но искреннее восхищение… Вероятно, оно вам не в новость… людей не удержишь… Мы совершенно вам не знакомы…

– Да ладно, старикаша, чего там! Я фанатов люблю.

– Тогда разрешите представиться. Лорд Рамбелоу. А это – мои друзья: герцог Маллский, маркиз Пекэм, лорд Перси…

– Здрась, зрась. Идите к нам, старички. Это моя племянница, мисс Первис.

– Мы счастливы…

– Вот он на ней женится.

– Поздравляем, поздравляем!

– А это… его дядя Эйлмер.

Все повернулись к генерал-майору. Лорд Рамбелоу почтительно произнес:

– Поздравляю вас, мой дорогой. Какая честь! – Он немного смутился. – А мы вот как раз говорили, что редко вас видим. Герцог хотел спросить, не согласитесь ли вы вступить в наш клуб… такой, знаете, небольшой… Но избранный, весьма избранный…

– Почту за честь.

– Без вас он как-то неполон. Значит, вы согласны? Превосходно! Замечательно! Не заглянете ли сегодня вечерком? Мистер Боффин вряд ли снизойдет…

Дядя Джо похлопал его по плечу:

– А чего? Я человек не гордый. Со всем нашим удовольствием.

– Не знаю, что и сказать…

– Мы польщены…

– Какая честь!

– Да я вот был шафером у одного с простым дерматитом!

– Поразительно! Словом, ждем вас сегодня. У нас есть легочный бальзам, пальчики оближешь. Вообще погреб неплохой.

Все умолкли, ибо дядя Джо, расстегнув жилет, показывал герцогу шрам от первой операции. Сэр Эйлмер заметил, что в его руку что-то вкладывают.

– А? – спросил он. – Что? Что такое?

– Бумага, – ответил Фредди. – Старая добрая бумага. Подпиши вот тут, где мой палец.

– Э? А? О, понятно! Так, так, так… – сказал генерал, ставя свою подпись.

– Спасибо, дядя!

– Не за что, не за что. Прости, но теперь я занят. Уведи свою невесту и дай ей минеральной воды.

И, отстранив Мортимера, предлагающего ему колоду карт, он присоединился к обществу. Фредди пылко обнял Аннабеллу. Фокусник подкрутил усы, вынул из ее волос несколько флагов и, махнув рукой, вышел.