Товарищ прокурора. Значит, вы лгали.
Дюгомье. Да, если угодно.
Товарищ прокурора. Но если вы так ловко лгали в своих письмах, кто поручится нам, что вы не лжете еще больше здесь, перед судом.
Дюгомье. Мажис — сумасшедший.
Товарищ прокурора. Сумасшедший человек или грубая скотина?
Дюгомье. Сумасшедший, способный на все что угодно.
Товарищ прокурора. Преданный своей женой, что он делает? Прощает ее, получив обещание прогнать соблазнителя. Преданный во второй раз, он отправляется к Дюгомье, чтобы просить на этот раз его разорвать связь…
Дюгомье. Вовсе нет.
Товарищ прокурора. Мы, господа, можем относиться к этим поступкам как нам угодно, как кому позволяет темперамент. Но они, эти поступки, вполне согласуются со свидетельствами очевидцев и дают довольно точное представление о личности Мажиса. Это простодушный мечтатель, скромный служащий, безоружный перед жизнью, и уж, во всяком случае, человек, которому чужда всякая мысль о насилии.
Дюгомье. Он пришел ко мне, чтобы потребовать деньги.
Товарищ прокурора. Считаю своим долгом предупредить вас в ваших же интересах, Дюгомье, что ничто не отягчит вашей участи так, как система защиты, которую вы избрали, пытаясь шаг за шагом очернить и вашу жертву, и несчастного вдовца. Оплачиваемые визиты! История с бумажником! Вы слышали, господа, про историю с бумажником! Проделки в духе Пале-Рояля, никакой Мажис на это не способен. Более связно надо было клеветать, Дюгомье. Если действительно Мажис был таким подлым мужем, что наживался на своем бесчестье, значит, он с ним смирился, значит, он к вашей связи относился спокойно. Зачем тогда ему понадобилось бы убивать? Зачем истощать эту золотую жилу? И, с другой стороны, если он на этом наживался, зачем понадобились письма? Зачем изображать разрыв? Вот только минуту назад вы сказали: мы думали, что у Мажиса больше нет подозрений. Так почему вы терпели шантаж? Почему соглашались платить?
Дюгомье
Товарищ прокурора. Посмотрите на Дюгомье, господа. Посмотрите на Мажиса.
Кто кого должен бояться?
Мажис
Товарищ прокурора. Впрочем, предположим на минуту, что Мажис и впрямь такая скотина и сумасшедший. Все это тем не менее не объясняет того факта, что у него мог быть ваш револьвер. Ваш револьвер, Дюгомье.
Дюгомье. Он мог найти его.
Товарищ прокурора. Мог. Простая гипотеза. И где же он мог найти его?
Дюгомье. Там, где он лежал у Гортензии.
Товарищ прокурора. Если предположить, что вы его дали Гортензии. Еще одна ничем не подкрепляемая гипотеза. Притом револьвер, прошедший через столько рук, хранит только ваши отпечатки. Эксперты на этот счет категоричны.
Дюгомье. Конечно. Он ведь был в кобуре.
Товарищ прокурора. Ах да! Кобура! Пресловутая кобура, которой никто никогда не видел. И где же она, эта кобура?
Мажис
Товарищ прокурора. А Мажис стрелял, не вынимая револьвера из кобуры. Хотел бы я на это посмотреть.
Дюгомье. Он был в перчатках.
Товарищ прокурора. В перчатках, оставлявших ваши отпечатки. Забавно.
Дюгомье. Так это же был мой револьвер.
Товарищ прокурора. Значит, вы признаете.
Дюгомье. Я никогда не отрицал.
Товарищ прокурора. Слышите, господа? Он никогда не отрицал.
Дюгомье. На этом револьвере отпечатки моих пальцев потому, что он принадлежал мне. На нем нет отпечатков Мажиса потому, что Мажис был в перчатках.
Товарищ прокурора. Опять перчатки! Вас очень занимает этот предмет туалета. К сожалению, свидетельство консьержки по этому поводу весьма определенно: Мажис в тот день был без перчаток. Она даже добавила, что он их никогда не носил. Мажис — скромный служащий. У него есть пара перчаток для свадеб и похорон. Не тот он человек, чтобы, выходя неподалеку за покупками, надевать перчатки. Да еще в разгар мая.
Дюгомье. Он мог специально их надеть, преднамеренно.
Товарищ прокурора. Разумеется, мог. Но с каким намерением?
Дюгомье. Убить нас.