«Як» – истребитель. Чужая судьба

– Живой! – красноармеец, смугловатый, с густыми обвислыми усами и новенькой медалью «За оборону Сталинграда», бросил трясти элерон и широко осклабился. В десятке метров от самолета стояла полуторка, в кузове сидели еще четверо бойцов и таращились на русалку. Вырезанный из фольги лифчик перед вылетом был снят, и она предстала во всей красе.

– Старшина Попов, – красноармеец козырнул Виктору, – помощь требуется?

– Лейтенант Саблин, – Виктор выбрался из кабины, – там, километрах в пяти западней, «Юнкерс» подбитый. Туда бы съездить, а то вдруг немец удрать успел.

– Так уже. – Попов осклабился еще сильнее и махнул рукой. Сидящие в кузове подняли с пола и вытолкнули вниз высокого, атлетического вида человека в немецкой летной форме, спрыгнув следом. Летчик был основательно избит, сплевывал кровью, но смотрел зло и нагло.

– Эк вы его!

– Пытался в степи спрятаться, – скривился старшина, – как догнали, отстреливаться пытался, а потом драться кидался. Пархоменко вон в глаз засветил.

Один из бойцов щеголял здоровенным фингалом.

– А второй где?

– Второй в кабине остался, убитый. Полголовы оторвало. А этот в степь убежал. Ну, мы-то на машине, быстро нагнали. – Попов достал из кармана шинели серую книжицу с нарисованной эмблемой «Люфтваффе», открыл. – Эк понаписали-то, хрен разберешь. Какой-то Ридел, что ли…

– Стрелка я хлопнул, – Виктор зло ощерился, – а этот крутился, сука, как балерина. – Он достал папиросы, протянул пачку старшине, бойцы мигом ее ополовинили. – А потом бензин кончился, покойничек успел баки продырявить. Кстати, а чего вы немца так ободрали? Где его пистолет, парашют, часы?

– Так это наш пленный, – лицо старшины было как у каменного истукана, – что хотим, то и делаем…

– А сбивал его я. – Виктор от трофеев отказываться не собирался. – Себе можете барахло стрелка оставить.

Попов поджал губы, и скоро на крыле «Яка» лежали аккуратно сложенные вещи немецкого летчика. Увидев часы, Виктор решил, что этим трофеем он делиться ни с кем не будет. Взял трофейный пистолет, передернул затвор, и в траву упал маленький желтый патрон.

– Хитро он отстреливался, – усмехнулся Саблин.

– Пальнул пару раз, – в свою очередь улыбнулся Попов, – мы очередь над головой дали, так он сразу руки задрал. А когда Пархоменко с него крест снял, тот в драку и кинулся.

– Куда вы его сейчас? В расход?

– Да в штаб отвезем, – вздохнул старшина. – Только вы расписочку напишите, что вещи пленного забрали.

Немец вдруг приосанился и начал что-то говорить. Поза у него при этом была такая гордая, словно это они все были его пленниками.

– Закрой пасть, – процедил Виктор, – моего летчика на земле добивал, мразь.

Даже избитый и ободранный пленный вызывал в нем не жалость, а ненависть. Немец разразился новой лающей тирадой. Высокий, плечистый, с мужественной челюстью, он, даже будучи сильно избитым, производил впечатление сильного и опасного человека. Он вдруг указал на самолет Виктора, показал жестом, как заходит ему в хвост, изобразил стрельбу и, махнув рукой, очертил падение сбитого.

– Ах ты, сука, – выстрел хлопнул резко и зло. Пуля попала немцу прямо между глаз, он нелепо взмахнул руками и завалился на спину, забился на земле, нелепо вздрыгивая ногами.

– Товарищ лейтенант, вы чего? – старшина выглядел ошарашенным. – Это же пленный… его нельзя…

– Да пошел он. – Виктор и сам не понял, почему выстрелил. – Еще и дразнится, сучонок.

В воздухе повисла напряженная пауза.

– Товарищ лейтенант, проедем с нами, – предложил наконец Попов. Красноармейцы поддержали его одобрительным гулом.

– Да никуда я не поеду, – огрызнулся Виктор, – сейчас сюда мои прилетят.

Старшина угрюмо замолчал, нехорошо посматривая на Виктора. Красноармейцы сгрудись за его спиной. Конфликт нужно было как-то гасить.

– Летчик мой на вынужденную сел, вот так же, как я сейчас. А этот гондон, – он мотнул головой в сторону затихшего немца, – его из пулеметов добивал. Да какого хера, – заорал он, – какого хера жалеть их? Они нас жалеют? Я звеном против шестнадцати дрался сегодня, и все… нету у меня больше звена. Пацанам по девятнадцать лет было… Сдох, сука, и правильно… всех… всех их кончать…

Виктор выдохся. К свинцовой тяжести, навалившейся после боя, прибавилась опустошенность и апатия. Он устало уселся там же, где и стоял, зашарил по карманам в поисках курева. Старшина вернул ему его же пачку, ловко вытянув себе еще одну папиросу.

– А мне что теперь делать? – спросил он. – Ты стрелял, ты и думай теперь. Расписку напишешь?

– Расписку? – Виктор едва не проглотил папиросу. – Да ну на хрен! Убит при попытке к бегству.

– Немец живой был нужен, – старшина словно хлебнул уксуса, – может, медаль дали бы…

– Ага. Орден Сутулого. Тебе какое дело до командирских наград? Или, думаешь, в штабе про тебя вспомнили бы?

Старшина вздохнул.

– Документы забирайте, – расщедрился Виктор.

– Э-э. Давай лучше ты с нами поедешь, – снова предложил Попов, – сам нашему командиру все и расскажешь…