Животные грели его так же, как грели младенца Иисуса. Когда начинал дуть ледяной октябрьский ветер и наступали первые ночные заморозки, Фредерик всегда брал в дом овец и свинью. Преданно и смирно стояли они вокруг его соломенного ложа, окоченевшее тело Фредерика согревалось, и он наконец засыпал.
В то утро 1769 года, когда он впервые услышал о Банате, его разбудил резкий стук в дверь. Словно утопающий, которому удалось спастись в последнюю минуту, он вернулся к жизни. Он судорожно вдыхал воздух и, поскольку слышал стук еще во сне, не мог понять, не приснилось ли ему это. Лежал и прислушивался, нащупывая под подушкой нож.
Хотя Великая война закончилась больше ста лет назад, в окрестностях Дьёза, да и во всей Лотарингии так и не наступил настоящий мир. Еще когда Фредерик был мальчишкой, король Франции вел новые войны[21]
, и родителям приходилось прятать сына от мобилизационных отрядов. Как только на дороге из Марсаля показывались всадники, он бежал прятаться в ближайшую рощу. Теперь этого можно было не опасаться. Когда крестьянин выходил в поле, он мог быть уверен, что вечером вернется домой. Здесь стало спокойнее по сравнению с теми временами, когда тут объявился Каспар, который, по рассказам отца Фредерика, подумал, что пришел домой, и прикончил всю жившую здесь семью, кроме девушки.Каспар сжег старый дом дотла из-за поселившейся там чумы. И построил новый — тот, в котором теперь жил Фредерик. Каспар с девушкой поселились в этом доме, обзавелись кое-какой скотиной и семенами и стали мирно жить на своей земле. В окрестности постепенно возвращалась жизнь, некоторые крестьяне селились в брошенных домах. Дошло даже до того, что Каспару с девушкой почти не приходилось голодать.
Они почти никогда не появлялись в деревне, им хватало друг друга. Останки всей семьи поместились в маленькой могилке, что Каспар вырыл неподалеку от двора. Фредерик хорошо знал это место, хотя креста уже не осталось. Напоминание о том, что совершил Каспар, всегда было у него перед глазами. Отец пересказывал ему, что девушка была даже преданной и работящей, а значит, довольной. Она родила Каспару семерых детей, несколько из них вскоре умерли. И все же через двадцать лет, вынашивая восьмого ребенка — ставшего прадедом Фредерика, — она ни с того ни с сего убила своего мужа, и ее первенец закопал труп в роще. После этого она продолжала вести хозяйство с помощью сына, как будто ничего не произошло.
Фредерик часто искал в зарослях какие-нибудь следы, которые помогли бы ему пролить свет на эту легенду. Однажды он окончательно решил, что это правда, и бросил думать об этом, потому что ему хватало иных забот. Земля плодоносила плохо, неурожаи случались все чаще, налоги были высоки, и потому бедность превратила многих крестьян в бродяг, готовых убить за кусок хлеба. Тем, что его миновала эта доля, он был обязан сносному ремеслу — охоте на цыган.
Когда стук раздался в третий раз, он крикнул:
— Кто там?
— Спрашивает еще! Да я это. Поднимайся, а то мы сегодня вообще ничего не заработаем.
Услышав голос своего друга, Фредерик убрал нож, растолкал животных и открыл дверь.
— Одевайся. В окрестностях Марсаля видели цыган! — сказал Жюль.
Фредерик был мал ростом, но достаточно крепок и в харчевне мог уложить на лопатки любого, кто осмеливался оскорбить его — мол, он в свои тридцать лет все еще живет один, вдали от деревни, бирюк бирюком, и ни до кого ему дела нет. Единственным, с кем он общался и, так сказать, вел дела, был Жюль — настоящий великан. За каждого пойманного цыгана после вычета платы за лошадей они получали достаточно, чтобы свести концы с концами до следующей охоты. На этот раз табор опять бродил где-то между Муайянвиком и Марсалем.
Они понимали друг друга с полуслова, поскольку вместе выросли, и когда Фредерик унаследовал хозяйство, Жюль иногда приходил к нему из деревни, чтобы помочь. Жены себе Фредерик так и не подыскал, ни одна девушка не смогла смириться с его уродством. У него было изуродованное лицо, будто изъеденное какой-то болезнью, и толстые губы. Во всяком случае, Фредерик уже не сомневался, что навсегда останется холостым.
Жюль привел лошадей, и как только Фредерик собрался, они молча пустились в путь. Какое-то время они скакали в сторону Марсаля, обогнули город и вскоре достигли густого леса, где издавна прятались цыгане. Заметив легкий дымок над верхушками деревьев, они спешились, привязали лошадей, чтобы те не выдали их своим ржанием, и стали осторожно красться вперед. Они знали, что любая хрустнувшая ветка может лишить их добычи.
Если среди цыган было несколько сильных мужчин, то охотники вполне могли сами стать дичью. Цыгане были стреляные воробьи и умели обращаться не только с лошадьми, но и с оружием. Однако если там только женщины и старики, то Фредерик с Жюлем вполне могли рассчитывать на успех.