Якобинец

От боли и нервного напряжения Норбер потерял сознание и ничего не мог ответить Клервалю. Тот не заметил его состояния и принял его за «фанатичное упрямство»…

Норбера вернули к действительности страшные крики и рыдания молодой женщины, треск рвущейся ткани, раздававшиеся из соседнего помещения. На пороге появился довольный своей выдумкой Клерваль.

С перекошенным от страдания лицом Норбер приподнялся из последних сил:

– Чёртов выродок! Урод! Животное! Я буду говорить! Не прикасайтесь к ней! Она всё равно ничего не знает!

О чём он думал в этот момент? А не всё так просто, ублюдки! Я буду говорить.. но лишь то, что серьезно не повредит товарищам.. или даже дезинформирует вас, сообразив, что я здесь.. наши изменят план.. на такие случаи есть особое указание Буонарроти.. Не смейте касаться её, убью, если не все кости будут переломаны, порву зубами, если останется хотя бы один зуб…С того света достану, если он существует!

– «Я буду говорить.. но сначала приведите её.. я хочу знать, что она цела и нетронута.. отпустите её.. она ничего не знает..я… буду говорить…»

Когда герцогиня д Аркур в сопровождении Клерваля и Кавуа показалась на пороге, Норбер сообразил, что бонапартисты применили известную хитрость.

Очень напугана и бледна, но на лице ни одного синяка и платье совершенно в целости. Над какой несчастной на самом деле они там измывались неизвестно, но она цела…

Но и это дела уже не меняет.. чтобы не ждало его самого, она должна отсюда выйти…

Дуарон был взбешен излишней инициативой подчиненных и по причине, которую им не следовало знать..

Хорошо еще, оба негодяя оказались отнюдь не глупы, оба хорошо помнили, Луиза дама из высшего общества. Её кузен, верный слуга императора и её дядя граф де Бресси, дворянин из числа аристократов нейтральных режиму, из тех, кто не подписал присяги на верность, но и не проявлял враждебности, с ней обращались весьма сдержанно. Её не оскорбляли, тем более не покушались изнасиловать, как того серьезно опасался Норбер. Но угрозы расправы над любимым и женский крик из соседнего помещения морально подавили ее…

Кровавые зверства, которыми грозился Клерваль, предназначались главным образом для ушей Куаньяра, ей он такого не говорил, но сложно сказать, как повернулись бы события, если бы Норбер вздумал изобразить равнодушие к её судьбе? Превратить угрозы в страшную реальность было вполне во власти Клерваля и Кавуа…

– Я сказал схватить и допросить.. я сказал давить психологически в одиночной камере.. но ничего другого я не приказывал!

– Мы решили.. это единственный способ заставить говорить этого фанатика революции.. но удивительно…единственно лишь страх за свою любовницу смог заставить его дать хоть какие-нибудь показания по поводу «адской машины» для императора..

– Он дал исчерпывающие показания?», – Дуарон облизнул разом пересохшие губы. Неужели отец уже в «списках»?! И что будет с дальнейшей карьерой? С жизнью?…Если Клерваль, змееныш всё знает.. донос мог отправиться «куда следует», через его голову…

– Увы, месье, то, что он сказал, дало нам крайне мало, но мы решили, если и далее в том же духе..вопрос времени, он у нас признается даже в наведении порчи…

Вздох облегчения…Умница санкюлот! – Если бы подчиненные могли читать мысли своего начальника, они бы поразились…

– Решать здесь буду я и только я, запомните это оба!», – Дуарон треснул ладонью по столу, – идиоты, д Аркур – женщина из высшего общества и отнюдь не беззащитна, нешуточно исчезновением озабочен её кузен, он может требовать суда и расследования на самом высоком уровне, он верный слуга императора! Теперь мы должны не только освободить её… но и извиниться, сделать всё, чтобы дело не дошло до суда…Делайте всё что хотите, извиняйтесь… но убедите её… максимально вежливо… не подавать жалобу и не предавать огласке эту историю…

– Но кто станет защищать якобинца, месье?.. Он выжмем из него всю нужную информацию, и он исчезнет в этих стенах…

Дуарона нервно передернуло.

– Нет! Куаньяра тоже… следует отпустить.. больше того, если герцогиня не должна даже знать, что я в курсе ситуации.. идиоты.. если что не так.. всю вину повешу на вас..то с этим санкюлотом буду говорить сам..

Ночной визит отца и двух других якобинцев застал Дуарона врасплох.. Крайне суровые условия поставил перед сыном старый Дуарон…

Теперь молодой чиновник старательно изображал сочувствие и возмущение действиями подчиненных, к которым, конечно же, никак непричастен и очень сожалеет:

– Я сам в ужасе от их тупости, примите мои искренние извинения, месье Куаньяр.. Вы свободны.. но вынужден поставить вам одно условие.. не пытайтесь возмущаться и сделать эту.. безусловно, некрасивую историю.. публичной..это мое единственное условие…

Норбер хмуро разглядывал его, сузив глаза. В мыслях проскользнуло с насмешкой откуда-то всплывшее в памяти – «Боятся враги наших старых знамён…»

Помолчав и облизнув разбитые губы, он выразительно склонил голову:

– Хорошо,…но прежде всего, меня беспокоит судьба герцогини д Аркур…