Якобинец

На следующий день Норбер нашел Лапьера обедающим в их любимом кафе. Тот поднял взгляд от свежей газеты.

– Что нового, Лоран? – тон Куаньяра был отрывистым и в то же время почти умиротворенным.

– Ты знаешь, Клерваль убит в собственной квартире.., – Лоран искоса бросил взгляд из под опущенных ресниц, Норбер понял скрытую мысль, – представь себе, его не застрелили, даже не зарезали… ему отсекли голову, вся гостиная в крови! И ровно ничего не украли..

– Случается, – голос Куаньяра был ровным и слегка бесцветным.

– Он конечно был редкостной скотиной, но умер страшновато…, – Лоран мрачно смотрел на Норбера.

– А что пишут, арестовали того, кто это сделал? Есть подозрения?, – Куаньяр говорил всё это ровно и даже совершенно отстраненно, на взгляд тех, кто мог их слышать. И верно, каким боком его всё это касается?

– Как ни странно даже подозреваемых пока нет..

– Тогда найди тему интереснее Лоран..

Но связный разговор отчего-то не клеился.

Оставшись один, Норбер тщетно пытался сосредоточиться, но событие прошлого дня стояло у него перед глазами против воли. Как самому оценить то, что произошло? О чём он думал?

Поздравь себя, ты убийца? Он мрачно нахмурился и уронил голову на руки. Нет, надо взглянуть на ситуацию под другим углом.. Клерваля следовало устранить еще до Термидора.. после свинской истории с заключенными женщинами…

Что если бы Луиза осталась заложницей в руках бонапартистов? Один Бог знает, каким унижениям и насилиям она могла подвергнуться?! Они считают, если она невеста республиканца, значит непременно в курсе всех его дел, ей могли угрожать групповое изнасилование и пытки… Этим выродкам без разницы, что она женщина, сколько таких, и республиканок и роялисток погибало в это самое время в застенках империи…

Приходилось же ему раньше убивать? При штурме Тюильри в августе 1792 лично, в Майенне и Лавале в 1793, но там, в качестве комиссара Конвента лишь косвенно…

Но нет, был еще один очень тяжёлый эпизод.. В Нанте 1794 года он застрелил насильника, что же беспокоиться сейчас, разве Клерваль не изменник революции, не моральный урод и не шпион корсиканца?.. И чего вдруг так расстроился Лоран, чувствительная душа?

Есть немалая угроза в том, что слова, брошенные Клервалю слышал Кавуа, узнав об убийстве товарища, он сообщит всё д Уарону… Кавуа, движимый личной ненавистью и напуганный смертью Клерваля не оставит в покое всю их группу и не успокоится, пока все они не будут казнены… Эту угрозу следует устранить тоже…

Появление полицейских агентов в холле особняка герцогини д Аркур вызвало замешательство прислуги и ужас самой хозяйки, но не удивило Куаньяра. Он даже узнал главного из них.

– Привет, Мерсон!, – Норбер небрежно развалился в кресле, держа в руке рюмку коньяка.

– Именем императора…, – хмуро начал тот, слегка растерявшийся от невозмутимости Куаньяра, к тому же он тоже узнал его, оба были агентами Общественной Безопасности в далеком уже 1794-м.

– Знаю, знаю..», – махнул рукой Норбер, – выпей со мной и пойдём..

– Я при исполнении…, – Мерсон чувствовал неловкость от присутствия подчиненных.

– Дьявол тебя забери, Мерсон! От одной рюмки с тобой ничего не случится!

Соблазн оказался чрезмерно сильным…

– Мне очень жаль ,Куаньяр, нет, честное слово, но это мой долг…

– «Я не в претензии, Мерсон.. Тем более это задержание, а не арест, верно?…

Снова оказавшись в кабинете д Уарона, Норбер держал себя ровно и спокойно, даже попросил закурить.

– Против вас есть показания Кавуа, он утверждает, что вы угрожали Клервалю… что вы можете сказать по этому поводу? Где вы были в этот вечер?

Норбер отвечал спокойно, он точно знал, шпионы на этот короткий отрезок времени потеряли его из виду.

– В тот вечер я был в кафе Кретьена, только боюсь, что люди, которые могут это подтвердить не вызовут у вас должного доверия, это мои товарищи Лапьер, Дестрем, Тало, Менесье, Юмбар и еще некоторые другие. А потом… нет, я не могу… компрометировать женщину…

– А придется, Куаньяр, придется…

– «Если её имя впоследствии не всплывет нигде. Я надеюсь на вашу порядочность, месье д, Уарон. Это… герцогиня д, Аркур…

Д Уарон от души расхохотался, сделав вид, что слышит это впервые:

– Значит Кавуа прав? Это серьезно? Очень мило! Якобинец и аристократка, революционер и монархистка из семьи верных трону, фантастическая пара! Как такое возможно?

– Я не боюсь заразиться роялизмом. Политические убеждения не сифилис..

– Но продолжайте, что вы скажете по поводу обвинения Кавуа? Он утверждает, что вы угрожали «снять с него голову» и он был обезглавлен, именно обезглавлен, а не застрелен, не зарезан…

Норбер пожал плечами: