Якобы книга, или млечныемукидва

В общем, быстро пресытившись потреблением безграничных благ, мы все глубже проникались окружающим нас великолепием, ежедневно обучаясь у О0Х0О занимательным вещам. В частности, он выучил нас выходить к белым небоскребам и зеленым домикам короткой тропой, минуя уходящие в небо автострады. Сложно сейчас сказать, что в те предлучшие дни занимало нас более: сама учеба, или то, что происходило после нее.

А после учебы нам становилась открыта Игра. Мы обнаружили ее, прямо скажем, не сразу, а только по достижении некоторого коллективного статуса, поскольку Игра является соревновательным и командным действом. Поначалу мы просто наблюдали за игрищами других, не слишком улавливая правила и поставленные цели, однако по мере понимания энтузиазм переполнял, возрастало настроение включиться в игру поскорее, для того чтобы когда-нибудь обязательно стать в ней лидерами, лучшими из лучших. Не возьму на себя труд описывать принципы и философию Игры – не моего ума это дело. Могу лишь упомянуть, что Игра включает в себя лучшие качества боулинга и керлинга, интеллектуальных шарад и шахмат, карточных и настольных посиделок, ролевых, спортивных и дворовых игр, короче говоря, всего того, что мне приходилось видеть прежде: всех игр, объединенных в одно, причем не чрезмерно сложное, а, напротив, крайне захватывающее времяпрепровождение. Насколько я понял потом, все вышеперечисленные игры, подобно предположению Патамушты о языковом разделении, всегда были, есть и будут одной Игрой, поделенной прежними людьми на разновидности и культурные вариации, тогда как сама Игра остается цельной игрой, в которой есть Все.

Немало шишек мы набили, пытаясь на равных конкурировать с именитыми соперниками, несравненно более искушенными и знающими толк в Игре. Только после позорной серии безобразных поражений мы приноровились наконец-то задействовать свои индивидуальные качества в общих интересах, что и позволило как-то раз свести одну из Игр к ничейному исходу. И это была наша общая ничейная победа; заслуга рассудительности и логичности Патамушты, настойчивости и въедчивости Квази-мена, взвешенности и неторопливости Виэкли, спортивного азарта и авантюризма Свитани, а также некоторых моих качеств, которые, должно быть, тоже существуют.

Так уж вышло, что однажды мы выиграли Игру. Тогда и настали лучшие дни.

Голова 63. Живее всех

Случается, обычно раз в жизни, в один прекрасный момент все вдруг внезапно перестает, перестает быть таким, каким оно было еще вчера. Тогда-то и выясняется, конечно, что все не то, чем кажется, и метаморфоза эта не метафора, не следствие какого-то кошмарного катаклизма, просто одно восприятие необратимо сменяет другое, и истинное оказывается сложным. Вот и мне долгие годы неведомым образом удавалось отсидеться в коконе вымышленного мира, ощущая себя яркой птицей высокого полета, благородного белого оперения и широкого размаха крыльев. Лишь лень сдерживала меня от практических вылетов в реальность; лень и страх, что не смогу обнаружить обратную дорогу домой, в обжитый край привычных представлений. Не берусь сказать, сколь долго длилось это умопомрачение, скрывающее от меня подлинное положение вещей, словно мой разум все эти годы был сдавлен увесистым камнем.

Оказалось, что и в самом деле камнем. В один прекрасный день на нашей свалке разгорелся жуткий пожарище, прожорливый огонь и обнажил корректную картину мира. Да, мой мир в новом свете представал всего-навсего унылой и вечно тлеющей загородной свалкой, а круг общения серыми мусорными пакетами, уходящими в небо от разыгравшейся борьбы стихий: яростного огня и подпевающего тому порывистого ветра против противопоставленных им потоков воды из пожарных шлангов. Сам я, пока какой-то сапог не сдвинул камень с моей слабой сущности, упорно предпочитал мнить себя гордой белой птицей: невзирая на закрадывающиеся уже сомнения, все же я еще осмеливался мечтать, что являюсь на худой конец какой-нибудь хромой чайкой, ладно, поклеванной и потрепанной, не брезгующей помоями и объедками. И все-таки птицей.

Наверное, стоит сказать запоздалое спасибо той беспристрастной ноге судьбы, что разула мне глаза на суть, приотворяя воздушные коридоры в пространства иных помыслов и порывов; да, стыдно сказать, я оказался обычным белым пакетом с пестрым супермаркетным логотипом и призывом купить продукт у них, а не у тех, конкурирующих; пакетом, использованным в конце карьеры под вынос мусора. Поддаваясь актуальному курсу ветра и взмывая вверх, мне волей-неволей приходилось пристально всматриваться в продолговатую пустоту, зияющую внутри меня, и вместо былой белой безупречности я усматривал лишь картофельные ошметки и пару крепко налипших по бокам окурков. Только высота и воздух высвободили меня от приобретенного через прежний опыт налета, хотя к тому времени я уже безнадежно отбился от стаи старых друзей – профессиональных серых и черных мусорных пакетов, предназначенных для помойки с самого своего рождения.