Яков Брюс

Вот приезжают эти разумники к царю и свою жалобу рассказали. А Петр Великий такой был: не любил бумаги писать, а сам до всего докапывался.

— Надо, говорит, посмотреть, что за испытание натуры такое.

И как приехал в Москву, взобрался на Сухареву башню. А Брюс только что собрался обедать идти. И как он отворил дверь, Петр ухватил его за волосья и давай таскать. А Брюс и понять не может, за что ему такое наказание от царской руки.

— Петр Великий! — кричит. — Да ты что это? Ведь за мной никакой вины нет!

— Врешь! — говорит Петр. — Есть: ты московскую торговлю портишь!

Трепанул еще Брюса раза два, а может, и три, и после того рассказал про купцову жалобу.

Тут-то Брюс и уразумел, каким ветром нагнало на него черную тучу, тут-то и понял, через что, собственно, воспоследовало ему наказание от царской руки. И тут он принялся разъяснять Петру свою практику насчет испытания натуры. А Петр еще не знал эту инструкцию насчет отвода глаз и не дает веры словам Брюса.

— И как это, говорит, возможно, чтобы отводом глаз сделать каркадила? Тут, говорит, может, какая другая наука?

А Брюс на своем стоит:

— Раз я, говорит, сказал «отвод», значит, и есть отвод. А так как, говорит, тебя берет сумнение, то идем сейчас на площадь, и там увидишь этот отвод.

— Ну, идем, — говорит Петр, — только смотри, Брюс, ежели ты подведешь пантомиму насчет брехни, я тебе по зубам двину.

А Брюс только посмеивается.

Петр получал информацию о ходе Аландского конгресса только из весьма скупых официальных донесений Остермана. О содержании его подробных секретных писем Шафирову он не знал. Вообще сам факт секретной переписки между Остерманом и Шафировым по вопросам не частного, а политического характера, которая велась тайно от царя, представлял собой действия, которые в дипломатической практике любой страны рассматривались как нечто совершенно недопустимое, граничащее с государственной изменой. Нетрудно представить, что произошло бы, если бы это стало известно Петру. Карьера обоих дипломатов наверняка сильно бы пострадала. Но, к счастью для Остермана и Шафирова, Петр об этом так ничего и не узнал. Нанести же какой-либо серьезный вред интересам России они просто не могли, даже если бы и хотели этого, из-за фактического провала конгресса. Вопреки всему основную политическую линию на Аландском конгрессе определял по велению Петра Брюс, и помешать ему не мог никто.

Аландская дипломатия Петра основывалась на последовательном проведении в жизнь сложного, но хорошо рассчитанного замысла. Здесь снова использовалась стратегия непрямых действий, представляющая собой сущность и душу дипломатического искусства, без чего, собственно, вообще нельзя говорить о существовании дипломатии в истинном смысле этого слова. Аландский конгресс должен был убедить западных участников Северного союза, что без помощи России они быстро потеряют всё приобретенное.

Поэтому Петр приказывал не отвергать даже совершенно неприемлемые предложения Герца, и Остерман в своей исходной позиции поступал строго по этой инструкции. Но для него эта позиция была окончательной, тогда как в действительности она была лишь предварительным этапом для дальнейших действий. Ведь Петр приказал Брюсу сообщить союзникам еще перед Аландским конгрессом, что «без их согласия ни в какие прямые трактаты не вступим».