«<…> Едва ли правильно, что все так усиленно напирают на то, чтобы побудить Германию разрешить эмигрантам вывозить капиталы. Во-первых, у громадного большинства эмигрантов нет <средств> даже на билет. Во-вторых, ограничения в вывозе капиталов связаны с общей валютной политикой, которая началась еще при Брюнинге
708 и которая притом отнюдь не является германским патентом. Из государств, представленных в Эвиане, едва ли большинство не разрешает вывозить иностранную валюту. Еврей, который бы вздумал эмигрировать из той же Чехословакии, например, был бы в этом отношении не в лучшем положении, чем немецкие евреи. Наконец, в этом пункте, по-моему, нет шансов на какие-либо уступки со стороны Германии: она не будет давать иностранную валюту, необходимую ей для покупки хлеба и военного снабжения, уезжающим евреям»709И далее Гольденвейзер сообщил о подопечных Союза: «Из Берлина я давно не получал писем от членов экс-правления. Я считаю, что предстоящая зима в Берлине будет самой тяжелой за все годы беженства. Оттуда началось повальное бегство, да и уходит почва из-под ног у всех, кто еще остался. Недавно вышедший закон о воспрещении евреям заниматься продажей недвижимости и домоуправлением является тяжелым ударом по русской колонии. Это последняя соломинка, за которую многие держались и на которой многие до последнего времени умудрялись зарабатывать. Не знаю, уехал ли кто-либо из высланных советских граждан?»
О своей собственной ситуации он с грустью признался: «Я разочаровался найти работу в США и буду пытаться действовать в этом направлении в Нью-Йорке»710
.
Находясь вне Берлина, Тейтель и Гольденвейзер не прекращали следить за развитием событий и, по мере возможности, участвовать в нем. В середине августа Гольденвейзер пишет Якову Фрумкину в Берлин: «Что слышно на Мюнхенерштр<ассе>
711 в смысле личного состава работников? В отношении ресурсов? Поступает ли помощь из-за границы? От Джойнта? От Тейтелевского комитета? Чем кончилась эпопея с выселением советских граждан? Случаются ли высылки бесподданных? Чувствуется ли отсутствие Нансенамта?»712.
30 августа 1938 года Яков Фрумкин сообщил Гольденвейзеру о своем отъезде из Берлина и спросил его мнение о преемнике по руководству Союзом. Он указал на предложение Тейтеля о назначении в качестве председателя Льва Зайцева713
Нелегально существующий Союз по-прежнему помогал нуждающимся – оставшимся и высылаемым – и поддерживал столовую имени Тейтеля в Берлине.Гольденвейзера волновало кадровое состояние Союза, и 20 сентября 1938 он написал Фрумкину, из Нью-Йорка, куда только что, 18 сентября, переехал из Вашингтона: «Ваш предстоящий отъезд из Берлина и всеобщий постепенный разъезд, которого нужно ожидать, вызывает большую заботу о существовании нашего дела. Кто будет принимать посетителей? И решать вопросы о выдачах? За столовую можно быть спокойным – г<оспо>жа Шу-тая остается на посту. Я полагаю, что В. А. Гольденберг подойдет лучше, чем Л<ев> М<оисеевич> Зайцев к работе данного рода…»714
Как следует из нижеприведенного письма кандидатуры тех, кто выполняет обязанности руководителя Союза русских евреев, среди которых Яков Фрумкин, Е. А. Каплун, Лев Зайцев и В. А. Гольденберг – все общественные деятели с опытом. Но в ниже приведенной переписке уже обсуждается возможный перенос центра руководства Союзом из Берлина в Брюссель.