Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Одним из корреспондентов Алексея Гольденвейзера по вопросам эмиграции был и писатель Владимир Набоков. Летом 1938 года он зарабатывал себе на жизнь уроками игры в теннис на кортах французской Ментоны и раздумывал о переезде за океан: «По-прежнему нас тянет в Америку, куда въезд между тем становится все труднее. По-прежнему нет денег и не знаю, где их взять. По-прежнему великолепна Ривьера, и вполне мерзостны газеты»696Гольденвейзер в письме к Набокову от 28 июля 1938 г. приводит пример немецкого писателя-эмигранта Томаса Манна, который, не будучи профессором, получил кафедру в Принстоне, и по-дружески советует будущему нобелевскому лауреату: «Вам нужно было найти кого-нибудь, кто бы Вас «привез», прорекламировал и устроил Вам несколько чтений в Нью-Йорке. Советую Вам ездить почаще в Монте-Карло и заводить знакомства с американцами, которым везет… Люди с готовыми европейскими репутациями очень здесь ценятся»697Только в мае 1940 года семья Набоковых – Владимир, Вера и их сын Дмитрий – смогла отправиться в Нью-Йорк, получив от Якова Фрумкина, еще недавно консультанта Берлинской общины по эмиграции, льготные билеты на последний корабль из Франции, зафрахтованный еврейской благотворительной организацией HIAS698.

Тот же Фрумкин в июне 1938 года сообщил Гольденвейзеру:«О работе в Берлине ничего особенно страшного сказать не могу. Очень много времени и нервов уходит на попечение о высылаемых… Подчас, кривя душой, успокаиваем людей и стараемся внушить им бодрость… все более энергичные, предприимчивые способные молодые в период времени между 1924 и 1938 гг. Германию покинули… В столовой обедает масса – 100 человек. Колония редеет с каждым днем. Работают Лурье и Виттенберг. Немного Прейсман»699В середине лета 1938 года известный юрист и общественный деятель, близкий друг Тейтеля, Оскар Грузенберг сообщил Гольденвейзеру из Ниццы: «В последнее время вид его пугает меня. Вчера Яков Львович уехал в Эвиан. Я уговаривал его не покидать своего дома, там все ухаживают за ним любовно и умело. Однако уговоры мои были безуспешны: тянет его на общественный конгресс и из-за этого он проведет лето в Эвиане».

А неделей ранее он же отправил Гольденвейзеру письмо, которое мог написать только умудренный жизнью человек, не лишенный дара предвидения: «…Вопреки Вашему увлечению к маловерию, я не сомневаюсь в победе союзников, может быть, что не хочу сомневаться. Лучше гибель, чем рабство! Немцы должны быть разбиты и будут разбиты. Если допустить на минуту, что Ваше мрачное предвестие оправдается, то все же война эта справедливая и честная, пусть для этого погибнет Европа, но нельзя безропотно идти на рабство. Я думаю теперь лишь о том, как Германия будет расколочена на мелкие княжества, помеж которых будут поселены комбатанты для строгого надзора за этими арестантами...»700.

Гольденвейзер со скепсисом описал ожидания от Эвианской конференции: