Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Священник Помряскинский был глубоко верующим и, как истинно верующий, уважал религиозные убеждения людей иного вероисповедания. В его приходе было много молокан; он не только их не преследовал, но даже давал им всегда защиту.

С протоиереем Лаврским мы были довольно близко знакомы и дружны. Европейски образованный человек, товарищ Чернышевского и Добролюбова, он находился с ними в переписке. Лаврский был известен в высших духовных сферах как либерал, но его терпели. Несмотря на уважение, с которым относились к нему даже его недоброжелатели, он, однако, должен был часто оправдываться перед высшим духовенством, так как на него слались всякого рода доносы, в особенности, когда архиереем Самарской епархии был преосвященный Гурий, сподвижник Победоносцева, известный преследованием сектантов. Гурий отбирал у них детей и отдавал на воспитание православным. Сколько слез было пролито родителями, как больно было нам, представителям правосудия, стоять в стороне, быть свидетелями попрания самых священных прав человека! Гражданская власть, в особенности следственная, была бессильна в этом вопросе.

Как я сказал, в Самарской губернии, в особенности в Самарском уезде, большая часть земель была государственной или удельной собственностью, помещичьих или дворянских там было очень мало. Из дворян уезда особенно выделялись Самарины, известные славянофилы, друзья Аксаковых341Кто из путешественников по Волге не любовался дворцом Самариных в их имении Спасское, между Сызранью и Самарой? Он построен на горе и далеко виден. Братья Дмитрий и Юрий Самарины342 приезжали в Спасское летом, зимою же жили в Москве. Впрочем, Юрий Федорович бывал в Спасском и зимою. Он скончался задолго до моего приезда в Самарский уезд343Самарин был известным публицистом, много писал о прибалтийских немцах и об отношениях последних к латышам. Ярый славянофил, человек кристаллической чистоты, он искал сближения с народом, с крестьянами, и, насколько я мог судить по беседам с ними, был искренно предан крестьянским интересам. Я любил беседовать с крестьянами о былом времени, о крепостном праве. Это было в конце 1870-х и начале 1880-х годов, когда крепостное право было еще в памяти всех. Помню, раз я поехал из села Озерки Спасской волости, принадлежавшего также Самарину. Старик-ямщик много рассказывал о бывшем хозяине и, между прочим, рассказал, как последний со слезами на глазах умолял крестьян взять большой надел. Но крестьяне, хотя и почитали Юрия Федоровича, всё же видели в нем помещика-барина и недоверчиво относились к нему, думали, что он хочет обмануть их.

Впоследствии они на горьком опыте убедились, как несправедливо отнеслись к нему, но было уже поздно.

Спустя некоторое время мне пришлось лично познакомиться с семьей Самариных. Дмитрий Федорович произвел на меня впечатление начитанного и образованного человека. За завтраком я познакомился со всей его семьей, в том числе с его сыном, совсем еще юным Александром344, впоследствии обер-прокурором Синода при Николе II. Министром внутренних дел был тогда граф Дмитрий Толстой, известный реакционер, гонитель свободы и просвещения. Самарин отрицательно относился к Толстому и его деятельности, и, расставаясь со мной, дал мне две или три брошюры заграничного издания, в которых освещалась деятельность Толстого и всей бюрократии.

Разговорившись, мы, естественно, перешли к еврейскому вопросу. Отдав должную дань исторической роли иудаизма, Дмитрий Федорович опасался критического духа евреев.

Не без удовольствия вспоминаю также известных земцев В. М. Карамзина, потомка историка, Жемчужниковых, Булыгина, В. Н. Хардина345С последним, известным психиатром, мы поддерживали самые дружеские отношения.