Яков. Воспоминания (СИ)

Она повернулась, пошла к дому.

Я не выдержал, окликнул ее:

— Анна Викторовна!

Анна повернулась ко мне резко, будто ждала, что я ее позову, что скажу еще что-то.

— Всего доброго, — сказал я ей с улыбкой.

— Всего доброго, — улыбнулась она мне в ответ и скрылась в доме.

Я одним движением запрыгнул в коляску и приказал трогать. Улыбаться я так и не перестал. Меня переполняло ощущение безграничного счастья. И ожидание чуда. Неужели чудеса все-таки возможны?..

====== Десятая новелла. Сицилианская защита. ======

Утро того дня было просто отвратительным. Я проснулся с сильной головной болью, остро ощущая все последствия своей вчерашней невоздержанности. Вчера вечером я развлекался шахматной игрой с Ферзем, петербуржским карточным шулером, задержанном нами по доносу осведомителя несколько дней назад. Ферзь, несмотря на свою профессию, оказался весьма приятным собеседником, а главное, фанатичным и искусным шахматистом. А поскольку отсутствие хорошего партнера по шахматам было единственным, с чем я не смог примириться в Затонске, я отдыхал душой. Да и телом позволил себе слегка расслабиться, приняв некоторое количество коньяку. Но, судя по тяжести в голове, похоже было, что несколько увлекся. Увы, каким бы ни было мое состояние, от работы оно меня не освобождало. Так что я отправился в управление, пребывая в отвратительнейшем настроении.

В управлении царил хаос и едва ли не паника. Все бегали с перепуганными лицами. И только дежурный мирно спал на своем месте, уронив голову на руки. Решив, что отругаю его позже или вовсе предоставлю это удовольствие Трегубову, я вошел в участок.

Там ко мне сразу бросился Коробейников, пребывающий в высшей степени испуганного волнения:

— Яков Платоныч! У нас происшествие, требующее Вашего безотлагательного внимания!

Он схватил меня за рукав, отвел, почти силой оттащил в сторону от городовых:

— Осмелюсь доложить, Яков Платоныч! Дежурный, проснувшись…

— Проснувшись? — перебил я его возмущенно.

— Так точно, — продолжил Коробейников, — проснувшись в шесть тридцать утра, обнаружил… Лучше Вам увидеть это.

Я последовал за Коробейниковым. Судя по его реакции произошло и в самом деле что-то неординарное. Как не вовремя! Сегодня бы мне происшествий не хотелось.

Но действительность превзошла все мои ожидания. Это было не просто происшествие. Это больше походило на катастрофу. Я смотрел — и не верил своим глазам. В камере Ферзя все было так, как я и помнил по вчерашнему вечеру. Так же стояла на столе шахматная доска с расставленными фигурами. Так же сидел на койке арестованный. Только вот был он абсолютно, безнадежно мертв. И доктор Милц уже его осматривал.

— Смерть наступила в результате удара в висок, — отчитался доктор. — Орудие убийства мы не нашли.

— Когда? — спросил я, преодолевая ошеломление.

— Судя по температуре тела, я полагаю, часов шесть-семь назад, — ответил Александр Францевич, — но точнее я скажу после вскрытия.

— Где второй дежурный? — спросил я Коробейникова.

— Ночью ушел, — ответил тот. — Жена рожает.

— Что?!

— Но Вы сами его отпустили! — изумился Коробейников.

— Как отпустил?

— Ну, мальчишка прибежал, сказал, тяжелые роды, — осторожно пояснил Антон Андреич. — Вы отпустили.

Мало того, что у меня голова раскалывается, так еще и провалы в памяти?! Да уж! Переборщил я с отдыхом, ничего не скажешь.

— Да, помню… — сказал я не слишком убедительно.

— До этого играли в шахматы с арестантом. — продолжил на всякий случай рассказывать мне вчерашний вечер Коробейников.

— Да помню я! — озлился я на него.

Коробейников потупился. Так, нужно срочно взять себя в руки. Злиться здесь следует на себя. А с ситуацией нужно срочно разбираться.

— Сделайте фото, — распорядился я. — Шахматы не трогать. И дежурного ко мне в кабинет.

Дежурный был тот самый, который спал сегодня утром у двери, не сменился еще. Я подавил желание отвязаться еще и на него и, предложив ему присесть, приступил к расспросам:

— Когда обнаружил убитого?

— В шесть тридцать, пошел проверить, — ответил он, даже сидя на стуле умудряясь удерживать стойку смирно, явно чувствуя себя провинившимся.

— А до этого спал? — спросил я.

— Спал, — вздохнул городовой и потупился.

— А когда я ушел?

— В час тридцать, — четко ответил он.

Черт, что же с головой? Не помню ничего!

— Ключи от камеры я тебе отдал? — спросил я дежурного.

— Так точно.

— Ну и камеру я закрыл, разумеется? — продолжал я расспросы.

— Само собой! — ответил он, — Вы же не могли ее не закрыть.

— Ну да, — согласился я. — А ты, конечно, пошел и проверил, как там арестант?

— Вот это нет, Ваше Высокоблагородие, — признался он смущенно. — Не проверил.

— Как не проверил? — похолодел я. — Как ты мог не проверить?

— Ну так Ваше Высокоблагородие сами мне ключи отдали, — принялся оправдываться дежурный. — Чего ж там проверять!

— То есть, получается, ты арестанта после моего ухода не видел, — спросил я со слабой надеждой на чудо.

— Никак нет! — отрапортовал он. — Потом уже, утром. В мертвом виде. Но камера была заперта.

Чуда не произошло. Я оказался последним, кто видел Ферзя живым. И, стало быть, первым подозреваемым в его убийстве.