Яков. Воспоминания (СИ)

— Именно! — взволнованно подтвердила Анна Викторовна.

— Но что значит эта игра? — взволновался уже и Антон Андреич. — Что Ферзь хотел нам сказать?

— Я не знаю, что он хотел сказать, — чуть ли не в отчаянии Анна опустилась на стул, — но твердил он все время: «Штольман, играй. Игра не окончена!». И вот еще что, — добавила она, волнуясь. — Он сказал: «Куда пойду, там убью». Вероятно, он предлагает нам угадывать его следующий ход.

— То есть, — высказал идею Коробейников, — нам надо совместить план города с шахматной доской…

— Антон Андреич, а Вы не заигрались? — раздраженно перебил я его, подходя ближе. — Анне Викторовне простительна некоторая экзальтация, но Вы-то лицо официальное.

— Хорошо! — возразил мне Коробейников упрямо. — Откуда тогда, по-Вашему, Яков Платоныч, Анна Викторовна знает про Ферзя и про эту партию?

— Я в шахматы не играю! — обратилась ко мне Анна взволнованно. — Я даже правил не знаю!

— А я не гадаю по снам! — ответил я ей резко.

— Прошу прощения, Яков Платоныч, — вмешался Коробейников, — но расследование веду я.

— Виноват-с! — демонстративно поклонился я ему.

В этот момент в дверь постучали, и городовой доложил, что наконец-то доставили второго дежурного, отпущенного мною к рожающей жене.

— Хорошо, — ответил ему Коробейников. И, пресекая дальнейшую возможность нашей с Анной ссоры, обратился ко мне: — Пойдемте, Яков Платоныч.

Я вышел вслед за ним, едва сдерживая кипящие эмоции. Анна Викторовна осталась в кабинете.

От приведенного дежурного мы много не узнали. Он показал, что у него действительно трудно рожала жена, поэтому он и отпросился домой. Но все обошлось, родился сын. Трегубов поздравил его с рождением и в качестве подарка назначил трое суток ареста. Коробейников же тем временем стал допрашивать второго дежурного, того, что заснул.

— Так, еще раз! — добивался он ответа от городового. — Кто приносил квас и пирожки?

— Так парнишка соседский, Колька, — ответил тот. — Он всегда приносит. Ну, чтобы, значит, жена ночью по улицам не бродила. А я ему за то гривенник даю.

— Квас остался? — спросил Коробейников.

— Никак нет, все выпил, — доложил горе-дежурный.

— А бутылка где?

— Так она пустая, Ваше Благородие! — пояснил городовой. — Но жена еще принесет, я Вас обязательно угощу.

Боже, ну и кадры у нас служат! А Коробейников молодец, верно мыслит. Квас нужно проверить обязательно.

Антон Андреич все-таки добился от городового, чтобы тот отдал ему бутылку. На дне ее оставалось еще немножко кваса. Надеюсь, что доктору Милцу этого для анализа хватит.

Краем глаза я заметил, что Анна Викторовна вышла из кабинета и тихо, не попрощавшись, покинула управление. Что еще придумала? Или просто решила не дожидаться меня, чтобы не продолжать ссору? Что ж, это сейчас наилучшее решение, я думаю.

— Антон Андреич, — предложил я, — а вам не кажется, что нужно бы тряхнуть этого Кольку-паренька?

— Очень даже! — обрадовался моему предложению Коробейников.

— Ну вот этим и займитесь, — сказал я ему, — а я к доктору Милцу, с Вашего разрешения.

Доктор, видя взволнованное мое состояние, взялся провести анализ кваса на снотворное немедленно. А мне пока предложил скоротать время чашечкой чая. Я пил чай и размышлял над всем происшедшим. Размышления мои были, прямо скажем, не радостные. Фактов для скольких-нибудь достоверных предположений у меня не было. А потому размышлять о деле я практически не мог. И в результате мои мысли свернули на то, что я вновь поссорился с Анной Викторовной. Ну вот что за характер у меня отвратительный! А она ведь просто хотела мне помочь! Как могла, как умела. Волновалась за меня, переживала. А я ее помощь отверг без благодарности, да еще и нагрубил вдобавок. И только Коробейникова нужно благодарить, что он увел меня из кабинета, потому что неизвестно, до чего я мог дойти в своем гневе.

К счастью, мое самобичевание оказалось не долгим. Вернулся доктор Милц с результатами анализа.

— Вы были абсолютно правы, — сообщил мне Александр Францевич, — в квас действительно было подмешано снотворное. Причем в очень высокой концентрации. Полагаю, лошадиная доза.

— Так значит, снотворное, — задумчиво проговорил я.

— Да, — подтвердил Милц.

— Спасибо, доктор, — поблагодарил я его. — А что показало вскрытие Ферзя?

— Ну, Вы же знаете, убит он был ударом в висок, — сказал Александр Францевич. — Я полагаю, это был, скорее всего, кастет. Смерть наступила где-то в час или два ночи.

— А поточнее? — попросил я его.

— Уж простите, Яков Платоныч, — развел руками доктор Милц, — точнее некуда!

— Значит, проблемы это не решает, — вздохнул я.

— Вы о чем? — строго поинтересовался доктор.

— Я ушел из управления в час-тридцать ночи.

— Casus a nullo praestantur, — утешил меня Александр Францевич на латыни. — За случай никто не отвечает.