Яков. Воспоминания (СИ)

— Вы все о магии? Но это лишь плод воображения наших фигурантов. Кстати, я навещал Филина. За месяцы поиска этого амулета он совершенно свихнулся и наверняка отправится в лечебницу.

Она в задумчивости покрутила локон:

— Странно, но мне почему-то совсем его не жаль.

Да, для нее это, пожалуй, и в самом деле странно. Эта замечательная девушка и вправду способна пожалеть человека, который ее похитил и чуть не убил. И пожалела бы, я думаю, если бы от его руки не погибла Олимпиада Курехина. Удивительно чистая у нее душа, никакое зло не может погасить этот свет. Захотелось сказать ей что-нибудь, что порадует ее, вызовет улыбку. По прошлому опыту, такая тема у меня имелась. Попробуем?

— Странно, как Вам все-таки это удается?

— Что именно? — подняла она на меня взгляд.

— Но ведь все произошло именно так, как Вы и предполагали с самого начала.

Анна остановилась, посмотрела мне в глаза очень серьезным и долгим взглядом, будто высматривая, достоин ли я узнать ее тайну:

— Просто они говорят со мной.

Ну, как обычно. Играем в медиума. Ладно, пусть играет во что угодно, лишь бы не в расследования убийств.

— Интригуете Вы меня.

— Да вы что! — рассмеялась она в ответ. — Я Вам всегда только правду говорю! А вот Вы не хотите мне ничего о себе нового рассказать! — сказала, и взглянула кокетливо из-под полей непослушно съехавшей шляпки.

Снова она за свое! И ведь тут не появится Коробейников, чтобы прервать ставший неловким разговор. Нет уж, никаких расспросов. Мне ее маменьки на сегодня хватило с лихвой. Так что я ответил твердо и недвусмысленно:

— Да просто врать не хочется, а правду говорить не имею права.

Сказал, и понял вдруг, что вот это и есть самая что ни на есть правда. Именно этой замечательной юной девушке мне бы хотелось рассказать всю мою жизнь, без утайки. Даже то, что я и в самом деле не имею права озвучить. Наваждение, право, какое-то.

Моего замешательства она не заметила, конечно, а продолжала атаку:

— И что, я опять у Вас ничего нового не узнаю?

Вот ведь неугомонная! Попробовать ее смутить, что ли? Может, с мысли собью:

— Льстит мне Ваше внимание. Теперь наверняка запишут в ваши женихи.

Но у Анны Викторовны сегодня не было настроения смущаться.

— Боитесь? — взглянула с улыбкой из-под ресниц, накручивая на пальчик непослушный локон.

— Опасаюсь.

Она рассмеялась звонко, от души:

— Ой, Вы так непохожи на человека, который боится пересудов! Между прочим, — подарила она мне еще один кокетливый взгляд, — Вас и так уже записали в дамские угодники.

— Это почему? — удивился я.

— Ну, знаете… Слава бежит впереди вас.

Сменил тему, называется. Должен был бы уже привыкнуть, что, если Анна Викторовна идет к цели, остановить ее невозможно. Может, она успокоится, если ей рассказать хоть часть правды?

— Вы о той дуэли? Не верьте. Все было совершенно иначе.

— Да это все неважно, — сказала она, взмахнув шляпкой. — Главное, что Вы оставили эту женщину. Вы же оставили ее?

Остановилась, взглянула мне в глаза внимательно, требовательно даже. Бог ты мой, да что ей так далось мое прошлое?

— Я бы не хотел об этом говорить.

Рассердилась, обиделась даже:

— Почему Вы опять не можете мне ответить на этот вопрос?! Оставили Вы ее?

Прямолинейная юность о такте не ведает. Анна уже не спрашивала, она требовала ответа! И ей важно было его получить. И мне никак не объяснить этой девочке всю сложность моей ситуации. И оставалось лишь давать обтекаемые ответы, надеясь, что ее любопытство ими удовольствуется:

— Да, она осталась в Петербурге.

Не удовлетворена, это видно. Но хватит с меня расспросов, пора откланиваться:

— Спасибо за прогулку.

И я быстро пошел к воротам из сада, пока мне в спину не прилетел еще один неловкий вопрос. То есть, проще говоря, позорно сбежал.

====== Третья новелла. Сметень. ======

Дни летели за днями, складываясь в недели. Осень постепенно все больше вступала в свои права, но я, погрузившись в работу с головой, ее практически не замечал. Дел было довольно много, хоть и не крупных, но порой весьма любопытных. Антон Андреевич делал заметные успехи в сыскном деле. А редкие свободные часы я проводил за чтением. Иногда участок на правах адвоката посещал Виктор Иванович Миронов. Со мной он был неизменно ровен и любезен и всегда передавал приветы от жены и дочери. В гости, правда, не звал. Пару раз в городе я видел и саму Анну Викторовну. Мы неизменно раскланивались и обменивались парой дежурных фраз. Но, памятуя о допросе, устроенном мне ранее, к более плотному общению я не стремился. Хоть и рад был видеть ее всегда, и вспоминал о ней с особенной теплотой. А в целом работа поглотила меня почти без остатка, чему я был очень рад.

И то осеннее утро мало чем отличалось от остальных. Придя утром в управление, я узнал, что в лесу был обнаружен труп повесившейся девушки. Коробейников уже выехал, доктору уже сообщили. Что ж, нужно догонять следствие, господин сыщик.

Лес был по-осеннему сырым, туманным и каким-то бесприютным. Отличная декорация, в самый раз, чтоб повеситься. Покойница, молодая девушка, явно из простых, уже лежала на земле, и ее осматривал доктор Милц.